Антону еще не приходилось видеть.
Из затона вылетела невиданная лодка, гонимая смерчем, который она сама же рождала. Маленький пеногонный вихрь следовал за судном по пятам. Лодка неслась по-над водой, опираясь на нее лишь у кормы. Она мчалась, волоча широкие распластанные крылья из пены и брызг. Судно мчалось на самый бакен. Оно штурмом взяло отмель. Да что ему бакен, если оно через затон в августе месяце прошло!
Девушки застыли с арбузами в руках, но тамаде было не к лицу заглядываться.
— Ну, ну, девчата! Чего там не видали? Заглядывайся, да дело не бросай. Пошли, давай, не задерживай!
И арбузы опять летели, матово отливая на солнце, и шлепались о широкую ладонь Антона. Но шалая машина, не сбавляя ходу, разворачивалась по крутой дуге и, наклонившись боком, вся в пене, как понесший конь, мчалась прямо на пристань. Девушки взвизгнули и бросились врассыпную.
Но вдруг рев разом смолк, опали водяные столбики. Легонько, еще чихая и постреливая мотором, машина стала вдруг грузной и, зарываясь носом в воду, подошла к дощанику. В ней сидело четверо. Когтистый багор цапнул за доску. Человечек в шлеме, худой и восторженный, вскарабкался на рубчатую палубу суденышка. Он замотал головой, высвобождая подбородок из-под завязок шлема. Что-то очень знакомое было в этом человеке. У Антона на секунду даже дыхание зашлось. Человек простер руки.
— Кандидов! Тошка! — закричал он.
Антон некоторое время глядел озадаченный… Потом вдруг заорал на всю Волгу:
— Карась?! Живой, чтоб ты сдох!
И в ту же секунду Кандидов схватил Карасика под мышки и, как ребенка, стащил с машины.
— Ну, здравствуй, Тошка!
— Здорово!
— Вот, понимаешь…
— Да…
— Встреча называется, а?!
— Ах ты, Женьча! Чертила ты грешная!.. Поздоровше стал, загорел, — сказал Антон.
— Ну, куда мне…
— Ты раньше жидкий был… Я уж думал, живой ли?.. Не слыхать. Ну, ты, в общем, как, ничего?
— Да так, ничего.
— Ты где сейчас?
— В Москве… Пишу, в общем, — сказал Карасик и, как всегда, засмущался, испытывая чувство гордости и неловкости.
— И печатают? — удивился Антон.
Карасик чуть не засмеялся. Он спросил Антона, читает ли тот фельетоны Евгения Кара.
— Евгений Кар?! — воскликнул Антон. — Вот так петрушка! Так, значит, я тебя все время читаю? Вот ни сном ни духом… Номер! Молодец ты, Женька, — уже не скрывая зависти, как тогда, когда провожал Карасика в Москву, сказал Антон, — молодец! Классически здорово пишешь. Я даже из газеты вырезал, как ты с шарманкой ходил. И бюрократов ты продергиваешь хлестко.
Он замолчал и поглядел в сторону.
— А я вот тамада тут у них, — сказал он.
Его окружили гидраэровцы. Они оттеснили Карасика и с веселой почтительностью обступили грузчика, разглядывая его с нескрываемым восхищением.
— Сколько сам тянешь? — спросил Бухвостов.
— Восемьдесят девять кило, — отвечал Антон.
— Хорош дядя! — воскликнул Фома.
— Здоровье позволяет, — скромно сказал Антон.
— Да, материалу на тебя отпущено с запасом! — засмеялся Баграш. — Не видал, друг, машина здесь не проходила, красная?.. Нет? Ну, значит, обошли мы «американца»! — воскликнул Баграш.
— Арбузы ты принимаешь классно, — сказал Бухвостов.
— А ну, как, как это ты? — крикнул Фома и, отбежав немного в сторону, нагнулся, поднял арбуз и запустил в Антона.
Шлеп! Арбуз словно прилип к руке тамады. Кандидов поймал его в полете и уложил в пирамиду.
— Давай, давай! — сказал он добродушно.
Теперь уже Баграш метнул арбуз чуть в сторону. Изогнувшись, Кандидов допрыгнул, и опять арбуз послушно стал в воздухе, у ладони, и мигом был водворен на место.
Пока, забыв обо всем на свете, гонщики бомбардировали Антона арбузами, оттесненного Карасика обступили грузчицы. Они застенчиво пересмеивались. Диковинная лодка, появившаяся с таким шумом, стояла теперь смирно. Девушки подвигались все ближе и ближе. Они жарко дышали в лицо смущенному Карасику. Карасик приосанился. Загорелый нос его рдел.
Рослая, красивая девушка оказалась смелее подруг. Она осторожненько дотронулась рукой до горячего мотора. У нее были прищуренные, с чуть приподнятыми уголками глаза, подпертые круто выведенными
