Он стал настоящим героем вечера. Вспомнив цирк, он стал показывать фокусы. Жонглировал пустыми бутылками. Кольцо, взятое у Марии Дементьевны, исчезло из-под чашки и нашлось, конечно, у переконфуженного Мегалова. Салфетка, завязанная в три узла, непостижимым образом оказывалась саморазвязавшейся. Водка горела в рюмке синим пламенем, и Антон опрокидывал огонь прямо в рот. Он двигался по комнате, огромный, сам немножко уже оглушенный вином и успехом, а за ним гурьбой, как крысы за гамельнским музыкантом[34], ходили гости и старались не упустить ни одного слова, ни одного движения, и восторгались, и ахали… Каждый хотел выпить с ним отдельно, и ему подносили и подносили. Он уже чувствовал, что ему будет плохо, отказывался, но тогда начинались обиды.
— Ай-я-яй, Антон Михайлович, со всеми пили, а с нами? Стыдно!..
— Да я не могу больше, — отнекивался Антон.
— Ну да, рассказывайте, такой богатырь! Бросьте скромничать. Что для вас эта стопочка?
Антон вдруг стал очень громко говорить. Ему казалось, что все где-то очень далеко, плохо слышат его. Почему-то он очутился с Ладой в передней. Очевидно, их снесло сюда во время танца. Лада показалась ему необычайно красивой. Он вспомнил Настю и с обиды, со зла поцеловал Ладу.
— Сумасшедший!.. — сказала она и, передохнув, прижалась лбом к его плечу.
Между тем Дима, несколько уязвленный тем, что сегодня он оказался на втором плане, придумал сыграть с Антоном шутку. Антону дали в руки половую щетку. Дима влез на стол. В руках у него была миска с водой.
— Сможешь удержать? — спросил он Антона.
— Об чем разговор!
Миску прижали щеткой к потолку. Щетку вручили Антону. Антон крепко держал ее. Дима спрыгнул со стола и отставил его к стенке.
— Ну, вот и стой теперь так! — воскликнул Дима при общем восторге.
И все стали уходить. А Антон остался посередине комнаты со щеткой. Это была старая испытанная шутка. Уйти невозможно — миска упадет, разобьется. Но Дима забыл, что имеет дело с лучшим вратарем страны. Антон легко выбил щетку, отскочил и поймал миску вытянутыми вперед руками. Он почти не расплескал воды.
Но тут обида подступила к горлу вместе с тошнотой. Он подошел к Диме и поставил ему миску на голову. Димочка в ужасе присел. Миска покачнулась, облила ему брюки. По паркету растеклась лужа. Бибишка подбежала, понюхала и, поджав хвост, заползла на всякий случай под диван: «Я, мол, тут ни при чем, но иди доказывай потом, когда ткнут носом да еще выдерут…»
Но Антону теперь уже на все было наплевать…
— Бей! — закричал он и стал в дверях, распахнув обе половинки. Лада пустила в него диванной подушкой. В него полетели апельсины, в него метали коробками из-под тортов, шляпами. Он ловил без промаха. Всех объяло какое-то беснование. Потом Антон совсем разошелся. Стал показывать свою силу, согнул ключ, поднял шкаф с книгами, закружил Марию Дементьевну и подхватил ее на руки.
— Надорветесь! — кричала Мария Дементьевна. — Надорветесь! Меня с тысяча девятьсот одиннадцатого года никто поднять не мог.
Она была действительно очень тяжела. Антон посадил ее на диван и шагнул к профессорше Мегаловой.
— Вы с ума сошли! — закричала профессорша, взлетая, руками одергивая юбку и ловя свалившееся с носа пенсне. — Ксенофонт!..
— Молодой человек! — сказал Мегалов, животом надвигаясь на Кандидова.
— По-о-озволь! — кричал Кандидов.
— Я не позволю! — лепетал профессор.
— По-о-озволь!.. Это чья? Примай под расписку! — И Антон сдал на руки профессору его супругу, едва не уронив ее на пол.
— Ты немножко воздержись! — громко сказал ему на ухо Цветочкин. — Неудобно…
— Иди ты!..
— Антон Михайлович… — увещевал его Ласмин.
Антон так стиснул юриста, что у бедного Валерьяна Николаевича потемнело в глазах.
— И-эх, гуляй! Полный ход, грузи, давай не задерживай!.. Не подходи, зашибу!..
И Антон куролесил так, что Лада побежала звонить Карасику:
— Послушайте, Карасик, ваш этот приятель… напился тут. Утихомирьте его, ради бога!
Карасик всполошился.
— Антон там натворил что-то, — сказал он и побежал.
Токарцевы жили поблизости от завода. Через несколько минут Карасик уже входил в квартиру Токарцевых. Ему открыла домработница Липа.
— Ваш-то здоровущий, — сказала она с осуждением, — какое безобразие себе позволяет! Скандальничает.
Волнуясь и для чего-то надвинув на лоб свою верную шляпу, Карасик вошел в гостиную. Антон бушевал у рояля в ворохе диванных подушек. Одна щека у него была в кармине, галстук вылез из-под воротника.
