Юный машинист с уважением поглядел на Чудинова.
– Ладно, – разрешил он наконец. – Только с лыжами в вагон нельзя: краску поцарапают. Нам не велят. Вы залазьте тут, я подвезу куда надо.
Чудинов шагнул прямо с земли в низенькую будку локомотива, почувствовав себя великовозрастным второгодником, который втиснулся в маленькую парту. Локомотивчик посопел, шаркнул по снегу паром, дёрнулся и покатил.
Сергунок о чём-то расспрашивал Чудинова, но сунувшисъ из будки, не слушая, смотрел в сторону приближавшейся трассы. Там, где полотно узкоколейки, сделав полукруг, уходило в сторону стадиона, Чудинов попросил притормозить, соскочил на ходу, поблагодарил машиниста, встал на лыжи и понёсся навстречу вылетевшим из-за группы деревьев лыжницам. Он ещё издали узнал среди них Наташу.
Она шла широким, свободным шагом. Чудинову хорошо был виден издали номер «32» на её груди. Уже не чувствуя в эту минуту боли, он помчался наперерез, сделал, поравнявшись с Наташей, мастерский поворот и пошёл рядом с ней. Девушка словно летела над лыжнёй, так широко и плавно уносил её вперёд каждый взмах руки, каждый толчок палки, сопровождавший широкий посыл лыжи. Она расцвела, заулыбалась, увидев тренера, ожидая ободряющих его слов, тронутая тем, что он встретил её даже раньше, чем обещал, на трассе. Но Чудинов на полном ходу зло бросил ей:
– Что за притирку вы дали вчера Бабуриной?
Продолжая быстро скользить, не сбавляя хода, Наташа крикнула:
– Не притирку, а мазь отцовскую, при вас же.
– А лыжи почему у неё не скользят?
– Это уже ваша забота, а не моя, – возмутилась Наташа, продолжая мчаться рядом.
Он должен был напрягать силы, чтобы не отстать от неё.
– Одной мазью мазали.
– Одной?.. А весь стадион кричит и по радио я слышал, что Скуратова нарочно подсунула Бабуриной…
Наташа яростно застопорила, врезаясь в снег ребром лыжи, разом повернувшись поперёк лыжни.
– Что-о? Подсунула?!
Чудинов тоже стал. Заговорил отрывисто:
– Если нет, я вам верю, перемажьте ей. Вот мой совет. – Он выхватил из кармана секундомер. – Что делать! К чёрту арифметику. Честь дороже. Наверстаете.
За ними всё ближе и ближе прозвучало:
– Лыжню!.. Лыжню!..
Наташу обошли одна за другой две лыжницы «Радуги». Приближалась и Алиса. Наташа и Чудинов, не выдержав,побежали изо всех сил навстречу ей. Алиса шла, с трудом волоча лыжи, на которых уже налипло немало снегу. У неё были слёзы на глазах, когда она увидела Наташу и Чудинова.
– Вот… Поверила Тюлькину, а мне нарочно… Наташа почти кинулась на неё, сердито и торопливо стаскивая Алису с лыж.
– Болтаете зря. Перемазывайте быстро! Алиса, уже ничего не понимая, испуганно и недоверчиво уставилась на неё.
– Где я буду перемазывать, чем?
– А вы не разговаривайте много, – распоряжалась Наташа. – У меня запасная с собой, по-нашему, по- охотничьему. Ну, быстро!
– Я уж и так из графика вышла, – чуть не всхлипывая, сказала Алиса.
– Сколько мы теряем? – спросила Наташа.
– Пятьдесят две, – сообщил, глядя на секундомер, Чудинов. – Не тратьте вы зря времени, управляйтесь живее.
– Ладно, – проговорила Наташа, уже выдернув из-под Алисы лыжи. – Берите ваши пятьдесят две, только живо. Вы не думайте, я вам уступать не собираюсь. О кубке забочусь, чтобы не проиграть из-за вас. Степан Михайлович, отойдите, прошу, а то скажут, правила нарушаем, вон контролёр смотрит. – Она быстро поскоблила ногтем лыжу Бабуриной, понюхала. – Да они кремом каким-то у вас намазаны. Поняла все… Это Дрыжика крем. Он мне всучил. Тюлькин ваш перепутал или нарочно – думал, хитрю.
Она уже давно вытащила из-за пазухи ладанку, мгновенно отрезала ножичком брусок, чтобы не остыл на ветру, согрела дыханием, сунула полбрусочка в руки Алисы, и обе они принялись, словно наперегонки, перемазывать очищенные от снега лыжи.
– По-охотничьи, – торопливо пояснила Наташа, – как отец учил. Наши так всегда носят, тёплую. Степан Михайлович, вы время-то засекли, время говорите. График весь полетел.
– Давайте, Наташенька, давайте! – торопил Чудинов. – Тридцать секунд… Тридцать пять… Алиса, торопись, кубок трещит… Сорок… Ну, быстрее, быстрее…
Их обходила одна из лыжниц «Маяка». Ничего не понимая, она оглядывалась и даже стала притормаживать.
– Не оглядывайся! – в один голос закричали Наташа и Чудинов.
Секундомер назойливо тикал, гоня мелкими толчками стрелку по кругу.
