жив. Боль, острая, режущая боль пронизывала все тело. Волна боли прокатилась от головы до ног, и он издал громкий стон.
— О, Боже, спасибо тебе! Спасибо, что вернул его к жизни. — Голос звучал где-то далеко, далеко.
Он включил в своем сознании вторую скорость, и голос появился вновь.
— Дирк! Это Тиди! — После секундного молчания, за время которого уверенность Питта в том, что он жив, стала возрастать. Луч света расширился, и он почувствовал обжигающую свежесть чистого холодного воздуха и нежное прикосновение к его голове чьей-то мягкой руки. Образ перед его глазами был туманный и искаженный. Он попытался что-то произнести, но вместо слов из его горла вырвался глухой стон и какое-то невнятное бормотание.
— Похоже, наш майор вернулся к жизни.
Питт понимал, что эти слова не принадлежали Тиди. Голос был более низкий, более мужественный.
— Они здорово поработали над ним, — произнес тот же неизвестный голос. — Лучше бы он умер, не приходя в сознание. Судя по положению вещей, кто-то из нас должен выжить, чтобы увидеть…
— Это будет он. Только он сможет сделать это. — Это была снова Тиди. — Дирк наша единственная надежда.
— Надежда… Надежда? — прошептал про себя Питт. — По-моему, одну из моих подружек звали так…
Острая боль пронзила его бок и обожгла каленым железом, но странно, его лицо ничего не чувствовало — искалеченная плоть как бы оцепенела. Потом он осознал, почему он мог различить только тени. Зрение, по крайней мере, тридцать процентов вернулось, когда Тиди приложила к его глазам влажную мягкую нейлоновую ткань от своего чулка. Разбитое, распухшее лицо Питта не чувствовало боли, потому что Тиди время от времени, смачивала тряпку в ледяной воде, промокала на нем раны и кровоподтеки. Благодаря ее усилиям Питт смог кое-что увидеть через тонкие щелочки распухших глаз.
Он с трудом приоткрыл глаза. На него смотрела Тиди, каштановые волосы обрамляли ее бледное обеспокоенное лицо. Затем он услышал другой голос, который показался ему знакомым.
— Вы записали номер грузовика, проехавшего по вашему лицу, майор? Или это был бульдозер, выровнявший ваш неровный профиль?
Питт с трудом повернул голову и увидел улыбающееся лицо Джерома Пи Лилли.
— Представьте себе гиганта, способного вырывать с корнем деревья? — проговорил Питт.
— Полагаю, — задумчиво сказал Лилли, — что вашими следующими словами будут: «Если вам кажется, что я неважно выгляжу, посмотрели бы вы на того, другого».
— Друзья мои, должен вас разочаровать — я не тронул его и пальцем.
— Вы не сопротивлялись?
— Да, я не сопротивлялся.
На лице Лилли отразилось крайнее удивление.
— Вы стояли там… вас так избили и… не сопротивлялись?
— Вы оба, заткнетесь или нет! — В голосе Тиди звучало и беспокойство, и негодование. — Если кому- либо из нас суждено выжить, то это будет Питт, и мы должны поставить его на ноги. Мы не можем просто сидеть здесь и болтать.
Питт заставил себя сесть, однако сломанное ребро протестовало острой болью, пронзившей его тело. Ему показалось, что грудь схватили огромными тисками и сильно сжали. Медленно, аккуратно он расслабил тело, чтобы боль отпустила его.
То, что он увидел вокруг, казалось сценой из ночного кошмарного сна. Он уставился на эту нереальную сцену, а затем на Тиди и Лилли с выражением абсолютного непонимания. Вдруг его мозг пронзила какая-то мысль, и он как бы в пустоту проговорил, медленно растягивая слова:
— Боже мой, нет… это… невозможно.
Может быть, десять, а может быть, и двадцать секунд Питт сидел в полнейшем безмолвии, тупо уставившись на разбитый самолет, лежащий ярдах в десяти от него. Искореженные обломки корпуса наполовину затонули в грязи глубокого оврага, стены которого круто поднимались вверх. Он заметил, что разбитый самолет был небольших размеров и, видимо, принадлежал к самолетам класса «Титан», способных перевозить около тридцати пассажиров. Если на нем и были опознавательные знаки, то определить их сейчас было совершенно невозможно. Задняя часть фюзеляжа была разбита, кабина пилота — похожа на груду искореженного металла.
Первой мыслью Питта была мысль о том, что никто из попавших в катастрофу не выжил. Но они были здесь: Питт, Тиди, Лилли и разбросанные по крутым склонам оврага в самых нелепых позах люди, которые окружали Питта в доме Рондхейма, которые выступили против Келли и «Хермит лимитед».
Все они, похоже, были живы, но сильно покалечены.
— Извините, но не могу не задать вопрос, — выдохнул Питт хриплым голосом, — но… что произошло?
— Совсем не то, что вы думаете, — отозвался Лилли.
— А что? Очевидно… что Рондхейм устроил эту катастрофу?
— Да, но только мы не попали ни в какую катастрофу, — сказал Лилли. — Этот самолет лежит здесь уже несколько дней, может быть, недель.
Питт не верил своим ушам. Лилли, казалось, удобно устроился, лежа на мягкой влажной земле.
— Не хотите ли вы просветить меня? Что случилось со всеми этими людьми? Что случилось с вами? Все.
— Я к этой истории не имею никакого отношения, — ответил Лилли. — Люди Рондхейма схватили меня, когда я прогуливался по его причалу. Прежде чем я успел что-нибудь выяснить, они притащили меня в дом к Рондхейму, а потом выкинули сюда к этим джентльменам.
Питт нагнулся к Лилли.
— У вас достаточно непривлекательный вид. Можно посмотреть?
Лилли нетерпеливо отмахнулся.
— Выслушайте меня. А потом убирайтесь отсюда и ищите помощь. Никто не находится в непосредственной опасности — увечья не смертельны. Рондхейм предусмотрел и это. Главная опасность в том, что мы брошены здесь, в овраге. Температура сейчас около сорока[1]
— Рондхейм предусмотрел это? Боюсь…
— Вы еще не поняли, майор. Вы туго соображаете. Вся эта кровавая бойня не вызвана катастрофой самолета. После того как ваш «добрый» друг Рондхейм избил вас до полусмерти, каждому из нас была введена большая доза нембутала, а потом бесстрастно и методично он и его подручные брали каждого и ломали ему кости, чтобы создать видимость, что это произошло в результате авиакатастрофы.
Питт пристально посмотрел на Лилли, но ничего не сказал. Мысли путались в его голове: неверие сменялось желанием разобраться в происшедшем. То, что говорил Лилли, было слишком ужасным, слишком чудовищным, чтобы поверить в это.
— Боже, это невозможно, — простонал он. — Это похоже на какой-то безумный кошмар.
— Ничего безумного, — уверил его Лилли. — Это обычный метод Келли и Рондхейма.
— Откуда вы знаете?
— Откуда? Я был одним из последних, кому вводили наркотик. Я слышал, как Келли объяснял Марксу, что вся эта чудовищная трагедия была просчитана компьютерами «Хермит лимитед».
— Но зачем? Зачем такая жестокость? Келли мог просто посадить нас на другой самолет и отправить его прямо в океан — никаких следов и никакой надежды на спасение.
— Компьютеры оперируют только холодными фактами, — проговорил Лилли. — Люди, находящиеся здесь, в своих странах имеют значительный вес. Вы же были на вечере у Рондхейма и слышали, как Келли объяснял, почему они должны умереть. Их смерти — это диверсия, необходимая, чтобы выиграть время и занять первые полосы газет сообщением о катастрофе, тогда как «Хермит лимитед» начнет свои операции,
