схватил Джордино за руку и потянул за собой.
– Похоже, удача снова повернулась к нам лицом. Пошли скорее. Уютная прохладная пещера – то самое, что нам нужно, чтобы переждать полуденный зной.
Жара, усиливаемая разогретыми камнями и выходами железной руды, становилась удушающей. Им казалось, что они бредут по тлеющим углям мангала. Не имея солнцезащитных очков, они вынуждены были прикрывать глаза краешками самодельных тюрбанов, щурясь сквозь крошечные щелки и ничего не видя перед собой дальше чем на несколько метров.
Им пришлось подняться на высокую каменистую осыпь перед входом в пещеру. Друзья старались не касаться камней обнаженными частями тела, чтобы не получить ожог. Сам вход был частично занесен горой песка, которую они, встав на колени, разгребли руками. Питту пришлось нагнуть голову, чтобы пролезть под нависающей скалой, Джордино же вошел внутрь, не сгибаясь.
Им не пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полумраку. Тут не было темных мест. Пещера была создана не ветром или водой, размывающей известняк. Она образовалась в результате геологических сдвигов еще в палеозойскую эру. Центр ее был залит солнечными лучами, проникающими через отверстия в высоком куполе.
Пройдя в глубь пещеры, Питт вдруг заметил в углу какую-то бесформенную тень, и ему показалось, что она шевелится. Инстинктивно отшатнувшись назад, он чуть не сбил с ног следующего за ним Джордино.
– Ты зачем наступил мне на ногу? – обиделся коротышка.
– Извини. – Питт указал на гладкую стену, на которой красовалось отлично сохранившееся изображение фигуры мужчины, бросающего копье в буйвола. – Просто не ожидал, что нас тут ждет компания.
Джордино взглянул через плечо Питта на метателя копья и ошеломленно замер. Как и его бессменный напарник, он никак не рассчитывал столкнуться с наскальными росписями в самой, казалось бы, безлюдной части мира. Он с восторгом любовался экспонатами этой огромной галереи первобытного и древнего искусства, где демонстрировались художественные стили сменявших друг друга культур и эпох.
– Я сплю или вижу все это наяву? – пробормотал он.
Питт подошел поближе к наскальным рисункам, покрывающим стены пещеры на протяжении сотен метров, и присмотрелся к трехметровой фигуре, из головы и плеч которой распускались пышные цветы. Жажда и усталость как будто улетучились, когда он в благоговении уставился на нее.
– Это самое начало искусства. Самые ранние картины, похоже, начинаются с конца пещеры, а произведения последующих культур хронологически выдвигаются соответственно вперед.
– Откуда ты знаешь?
– Десять – двенадцать тысяч лет назад в Сахаре был влажный тропический климат. На месте нынешних песков простирались джунгли. Тогда она была гораздо более приспособлена для жизни, чем сейчас. – Он кивнул на группу фигур, окруживших гигантского раненого буйвола с громадными рогами и бросающих в него копья. – Это, должно быть, из самых ранних рисунков, потому что на нем показано убийство буйвола почти таких же размеров, как и слон. Такие животные существовали очень давно. – Питт перешел к другой художественной сцене, покрывающей несколько квадратных метров. – Здесь ты можешь видеть стада крупного рогатого скота, – сказал он, указывая рукой на изображение. – Эта пастушеская эра началась примерно в пятитысячном году до нашей эры. А вот эта сцена демонстрирует более позднее искусство, поскольку здесь уже видна работа над композицией и над деталями.
– Гиппопотам, – узнал Джордино, разглядывая колоссальный рисунок, покрывающий часть стены от пола до основания свода. – Да ведь в этой части Сахары их вообще не было!
– По крайней мере, последние три тысячи лет. Как ни трудно себе это представить, но некогда здесь были обширные травяные пастбища, поддерживающие существование страусов, антилоп и жирафов.
Они двинулись дальше, и по мере перехода можно было видеть, как от композиции к композиции менялись времена. Джордино заметил:
– Похоже, местные художники забирались именно сюда, когда на них находило вдохновение.
– В конце концов дожди здесь прекратили выпадать, а земля начала высыхать, – продолжал лекцию Питт, вспоминая давно забытый курс Древней истории. – После четырех тысяч лет бесконтрольного выпаса скота растительность исчезла, а пустыня начала наступать.
Джордино двинулся из глубины пещеры к выходу, но задержался перед очередной картиной:
– А вот здесь показаны гонки на колесницах.
– Жители Средиземноморья пользовались колесницами еще до тысячного года до нашей эры, – пояснил Питт. – Только я понятия не имел, что они забирались так далеко от побережья.
– А что дальше, учитель?
– Дальше верблюжий период, – ответил Питт, останавливаясь перед длинной картиной, на которой верблюжий караван, насчитывающий около шестидесяти верблюдов, вытягивался в виде буквы "С". – Они появились после завоевания Египта персами в пятьсот двадцать пятом году до нашей эры. Используя верблюдов, римляне добирались по пустыне до Тимбукту. Верблюды с их невероятной выносливостью оказались здесь очень к месту.
В более поздние периоды создания рисунков с верблюдами стиль становился грубее и примитивнее по сравнению с более ранними изображениями. Питт остановился перед очередной серией рисунков этой богатой галереи древнего искусства, рассматривая прекрасно изображенную битву, которая сначала была высечена в камне, а затем раскрашена в красно-коричневые тона. Воины с квадратными бородами, сидя в двухколесных колесницах, подняв над головами копья и щиты, атаковали армию чернокожих лучников, ряды которых посылали в небо тучи стрел.
– О'кей, мистер Умник, – сказал Джордино. – Тогда объясните мне это.
Питт проследил за взглядом Джордино и несколько секунд потрясение всматривался в рисунок на камне. Он был выполнен в примитивной манере – так обычно рисуют дети, – но поражал точностью тщательно выписанных деталей. По реке плыло судно, окруженное рыбами и крокодилами. Трудно было представить себе, что в раскаленном аду за стенами пещеры когда-то текли реки и по ним плавали крокодилы.
Он подошел поближе, не веря своим глазам. Но его внимание было приковано не к рыбам и крокодилам, а к судну, плывущему среди завитков, обозначающих течение реки. Корабль не походил на суда египетской постройки, он резко отличался от них своей конструкцией, гораздо более современной. Силуэт над водой представлял собой сильно вытянутую усеченную пирамиду. По бокам торчали круглые трубки. На палубе под развевающимся флагом стояли люди в различных позах. Изображение растянулось почти на четыре метра по крупнозернистой поверхности скалы.
– Броненосец, – в замешательстве произнес Питт. – Броненосец военно-морских сил Конфедерации южных штатов.
– Откуда ему здесь взяться? – удивился Джордино, совершенно сбитый с толку.
– Оттуда! – отрезал Питт. – Должно быть, это тот самый, о котором рассказывал старый старатель.
– Выходит, это не миф?
– Здешние художники рисовали только то, что видели сами. А тут даже боевой флаг конфедератов нарисован правильно. Именно такой был принят к концу войны.
– Может быть, морской офицер мятежников бродил по пустыне после войны и нарисовал его?
– Он бы не стал подражать стилю местного искусства, – возразил Питт. – В этом рисунке нет никаких признаков западного влияния.
– А как тебе эти фигуры, стоящие на каземате? – спросил Джордино.
– Очевидно, морской офицер. Вероятно, капитан.
– Да я о другом говорю, – прошептал Джордино, на лице которого застыло неверие.
Питт осмотрел с головы до пят фигуру человека, стоящего рядом с капитаном.
– И кто же это, по-твоему?
– Я уже не доверяю моим сожженным солнцем глазам. Надеюсь, ты сам мне скажешь.
Мозг Питта отказывался принять объяснение, которое казалось невероятным.
– Кто бы ни был этот художник, – пробормотал Питт в изумлении, – но нарисовал он человека, поразительно похожего на Авраама Линкольна.
42
Проведенный в прохладной пещере день восстановил силы Питта и Джордино настолько, что они
