палатки по грудь и лежал головой прямо на холодном и мокром камне. Кроме того, оказалось, что палатка и ее обитатели сползли по наклонной плите: голова Мореля была почти у самого края балкона, нависшего над пустотой.
Я осторожно разбудил Мореля и его товарища. К моему великому изумлению, оба заявили, что спали прекрасно и не заметили ничего особенного. Все-таки хорошо быть молодым!
Утро 29 июля 1958 года и часть послеобеденного времени третий отряд посвятил приготовлениям к решительному штурму глубин пропасти Пьера. С отметки 370 метров, где мы находились, нужно было начать спуск по руслу ручья. Первый и второй отряды, пройдя целый ряд порогов, спустились в колодец с водопадом, колодец Надежды, пересекли Зеленое озеро, прошли по галерее Пяти и добрались до отверстия нового огромного колодца Налэна. У подножия второго колодца им преградил путь глубокий бьеф, пересечь его можно было только на надувной лодке, а ее у передовых отрядов не оказалось. С этого места, расположенного на глубине пятисот шестидесяти метров, третий отряд с лодкой я должен был отправиться в неведомое по направлению к нашей конечной цели — к гроту Гуэй ди Эр, где выходили на поверхность подземные потоки пропасти Раймонды и пропасти Пьера.
Около трех часов дня, после телефонного разговора с внешним лагерем, убедившись, что дождей нет, головной отряд покинул лагерь II. Он состоял из шести человек: Жо Кавалэна, Рене Эрни, Максима Феликса, Раймонда Феррандеса, Ги Мореля и Пьера Вейдера.
Пьер Жикель очень устал и плохо себя чувствовал, а поэтому не смог присоединиться к своим товарищам. Что касается меня, то я тоже счел разумным не спускаться ниже последнего лагеря и не подвергать себя чрезмерной нагрузке. Это был первый случай в моей долгой карьере спелеолога, когда я не пошел до конца во главе подземной экспедиции. Подобная жертва для меня была особенно тяжела, но, когда тебе уже шестьдесят лет, приходится быть благоразумным.
Мои шесть друзей спустились с Наклонной плиты и вскоре исчезли в русле потока. Было установлено, что они вернутся примерно через сутки, но мы с Жикелем хорошо знали, что значат сроки в подобных случаях. Разные трудности и неожиданности, неизбежные при подземных исследованиях, отнюдь не способствуют соблюдению расписания и не позволяют точно рассчитать время возвращения. Тем не менее, поскольку запас продуктов и освещения ограничивал время пребывания головного отряда под землей тридцатью часами, мы ориентировались на этот крайний срок. Но, зная азарт и боевой дух наших товарищей, мы были уверены, что они будут продвигаться до конца, пока у них хватит сил и снаряжения.
День протекал мрачно и тоскливо; мы сидели в лагере II, как наказанные или арестованные, в то время как наши товарищи переживали увлекательнейшие приключения.
Чтобы как-то убить время, мы долго возились с едой, переговорили обо всем, хотя мысли наши то и дело возвращались к ушедшим товарищам, и наконец около десяти часов вечера забрались каждый в свою палатку. На сей раз я смог выбрать себе хороший целый матрац. Постельных принадлежностей и места для меня одного тоже было вдоволь. Но, несмотря на такую благоприятную обстановку, я не смог уснуть: желание узнать, что сейчас делает головной отряд, и тревога за друзей гнали сон.
«В эту минуту, — думал я, — они должны быть на глубине пятисот шестидесяти метров. Наверное, спускают лодку на черную воду еще не исследованного озера…» Мысли мои сопровождали их, может быть, забегая вперед под темные своды водяных галерей, под брызги водопадов, вдоль таинственных песчаных берегов и дальше, по бесконечным коридорам — к гроту Гуэй ди Эр. И одновременно я отчетливо представлял, как по мере продвижения вперед и вглубь возрастают трудности и опасности. Те, кто действуют и переживают в неведомых глубинах удивительные происшествия, не думают о несчастных случаях. И наоборот, призрак смертельной угрозы с особой навязчивостью преследует одинокого пассивного наблюдателя. Эти мысли не давали мне покоя, я вертелся с боку на бок и не мог заснуть всю долгую подземную ночь.
Около трех часов утра мне показалось, что в постоянном грохоте соседнего водопада выделились один-два необычных звука, похожих на отдаленные приглушенные взрывы.
Я сразу вскочил и долго прислушивался, но ничего подозрительного не услышал. Видимо, слух обманул меня. Но вдруг новый глухой и уже более близкий звук донесся из глубины. Он повторялся через неравные промежутки времени, становясь все громче. Теперь я начал понимать его происхождение: когда перетаскивают и подтягивают тяжелые рюкзаки со снаряжением, их иногда сбрасывают на землю, и они производят такой глухой шум. Я не ошибся: вскоре до меня дошли другие характерные и хорошо известные звуки. Они подтвердили мое предположение — приближался один из участников экспедиции, волоча свой рюкзак. Я различал царапанье по скале, скрежет его ботинок, его вздохи и непонятный монолог, сдобренный руганью.
Жикель тоже проснулся и поделился со мной своими предположениями.
— Похоже на голос Феррандеса, — сказал он, — но еще не прошло и двенадцати часов, как они вышли. Это плохой признак.
Действительно мы расстались, чтобы встретиться в лучшем случае через сутки, и вот один из участников уже возвращается. Могло быть две причины такого раннего отступления: непреодолимое препятствие или несчастный случай.
Но вот из мрака появляется Феррандес. Весь мокрый, он поднимается к нам с огромным рюкзаком, который, по-видимому, тоже пропитан водой.
Запыхавшийся и обессиленный, на наши настойчивые расспросы он отвечает одной короткой, все объясняющей фразой:
— Там сифон!
Часом позже в подземный лагерь вернулись остальные участники разведки и жадно набросились на еду, подогретую для них Жикелем. Они подтвердили слова Феррандеса.
Группа дошла до водной преграды, остановившей предыдущие отряды, Ги Морель и Максим Феликс спустили на воду резиновую лодку, но, проплыв около ста метров по глубокому бьефу, натолкнулись на сифон. Это был тупик. От сильного удара о каменистый выступ лодка прорвалась и начала погружаться. Нужно было спешно отступать. Однако, несмотря на спешку, лодка все-таки затонула, и Морелю пришлось добираться до берега, поддерживая товарища. Задача была не из легких. Дело в том, что Максим Феликс, первоклассный спелеолог и спортсмен, имел один непростительный в данной обстановке недостаток — он совершенно не умел плавать.
Исследование пропасти Пьера, начатое в 1956 году, закончилось, таким образом, перед сифоном, который не позволял выйти наружу через грот Гуэй ди Эр. Наши предыдущие опыты по окрашиванию доказали существование единой гидрогеологической системы, но пройти ее из конца в конец спелеологи не смогли.
Тем не менее они спустились на значительную глубину — пятьсот шестьдесят четыре метра. Что касается сифона, то его, видимо, можно преодолеть под водой, но он расположен на слишком большом расстоянии от внешнего отверстия и на слишком значительной глубине. Туда трудно доставить необходимое снаряжение — акваланги, костюмы и баллоны со сжатым воздухом, требующие при переноске особой осторожности, а, кроме того, исследования на таком расстоянии от поверхности сопряжены с очень большой опасностью. Разумнее было вовсе не браться за это дело.
Оставалась, впрочем, еще одна предусмотренной программой возможность: проникнуть через сифон со стороны грота Гуэй ди Эр.
В 1956 году доктор Дюфур из Парижского спелеоклуба преодолел там один сифон, находившийся в ста пятидесяти метрах от входа в грот. Вернувшись в 1957 году в эти места, тот же доктор Дюфур опять прошел этот сифон и заявил, что грот кверху, то есть по направлению к пропасти Пьера, имеет вполне доступное продолжение. К несчастью, пересекая сифон вторично, он погиб в возрасте тридцати двух лет, сраженный гидрошоком. Это опасное и мало известное явление он специально изучал в течение многих лет и сам стал его жертвой.
Подъем на поверхность со дна пропасти Пьера через несколько ярусов и вертикальных колодцев со всем снаряжением, скопившимся в разных подземных лагерях (тридцать пять рюкзаков общим весом в шестьсот килограммов), был трудной задачей, подвергшей всех участников экспедиции 1958 года суровому испытанию. Подъем производили последовательно, по этапам, расположив всех участников цепочкой. Даже Раймонде пришлось принять участие в этой операции и спуститься на глубину до трехсот метров.
