Йорг Кастнер
Смертельная лазурь
Роман, созданный на основе записей живописца и тюремного надзирателя Корнелиса Бартоломеуша Зюйтхофа. Записано в Амстердаме, а также на борту парусника «Тулпенбург» и в Батавии с 1670 по 1673 год.
Пролог
Вероломство
Вильгельм не находил себе места. Он чувствовал стеснение в груди, его лихорадило. И, покидая вместе с гостями зал столовой, чтобы показать им парочку новых гобеленов, он вдруг ощутил ледяное дыхание смерти. Нет, не тщеславие руководило принцем Оранским, а искренняя гордость и пьянящая радость, рождаемые произведениями искусства. Во времена нескончаемых войн, интриг и злобы душа как никогда жаждет отдыха, даруемого лишь искусством.
Сыновья Вильгельма, Мориц и Юстин, шли во главе небольшой процессии приглашенных, полукругом следовавших за наместником в Нидерландах. Далее, чуть поодаль, шествовала стража. Солдаты знали, что принц не любит, если они без толку мозолят глаза. Вильгельм был и оставался человеком для народа, не обходившим вниманием ни одного просителя, и охранники с алебардами плохо вязались с этим образом.
Принц уже собрался было показать гостям очередной гобелен, как вдруг в группе стражников послышался ропот. Капитан, командир небольшого отряда солдат, что-то возбужденно доказывал человеку, пытавшемуся пробиться сквозь охрану.
— Этот господин желает с вами говорить, ваше высочество, — пояснил капитан, указав на незнакомца. — И слышать не хочет, что вам сейчас не до него.
Приблизившись к охранникам, Вильгельм присмотрелся к виновнику переполоха. Им оказался совсем еще молодой мужчина, почти юноша лет двадцати. Поверх щегольского французского покроя сюртука накинут грубый плащ. Вообще пришелец производил самое благоприятное впечатление. Смуглый цвет лица выдавал в нем иностранца, уроженца юга Франции или Италии. Однако внешнее спокойствие нежданного гостя вводило в заблуждение. Вильгельм не мог не заметить лихорадочный блеск его сузившихся глаз и беспокойный трепет век. Было видно, что человек этот охвачен сильным волнением.
Принц Оранский самым дружелюбным тоном осведомился у незнакомца, в чем дело. Вдруг, умолкнув на полуслове, Вильгельм словно окаменел. Взгляд его застыл на руке странного гостя, которую тот вытащил из-под плаща. В руке был зажат увесистый предмет, блеснувший в падавшем из окна свете. Когда Вильгельм наконец сообразил, что молодой человек нацелил на него пистолет, последовала ослепительная вспышка, и тут же прогремел выстрел.
Принц Оранский почувствовал, как по щеке его словно полоснули ножом и у самых глаз взметнулось пламя, — от выстрела загорелись складки жабо. Опомнившись, он принялся лихорадочно сбивать огонь.
Взгляд принца невольно упал на незнакомца. Тот стоял, чуть подавшись вперед и разглядывая руку, только что сжимавшую пистолет. Пистолета не было, а вместо пальцев болтались окровавленные ошметки. Пороховой заряд разорвал ствол, изуродовав руку незадачливого убийцы.
Подбежавшие слуги принялись тушить загоревшееся платье Вильгельма, а разъяренная стража набросилась на нападавшего — солдаты остервенело кромсали его тело алебардами и саблями. Вскоре покушавшийся, неуклюже и смешно дернувшись, осел на пол.
Горящую одежду Вильгельма потушили, но боль в шее и во рту была непереносима. Принц Оранский без сил опустился на пол рядом с тем, кто только что пытался лишить его жизни, словно из солидарности с ним.
Вильгельм удивленно раскрыл глаза. За окном светало, ночь уходила. Покалывало правую щеку, и это ощущение вновь напомнило ему о неудавшемся покушении. Более двух лет минуло с того дня, когда он уцелел благодаря воистину чудесному стечению обстоятельств. Покушавшийся, как впоследствии выяснилось, испанец по имени Хуан Аурега, испустил дух под ударами алебард разъяренных стражников. В опочивальню раненого наместника в Голландии толпами сбегались лекари и врачеватели, предлагая помощь и в глубине души не веря, что Вильгельм, которому безумный испанец прострелил щеку и небо, встанет на ноги. Даже теперь, по прошествии времени, Вильгельма охватывала дрожь при воспоминании о долгих неделях, проведенных в постели, неделях безмолвия — врачи строго-настрого запретили ему говорить, — когда он, решая не терпевшие отлагательства государственные дела, вынужден был прибегать к жестикуляции или дрожащей рукой выводить на бумаге повеления.
Наместник так и не оправился от ранения, однако, не поддаваясь меланхолии, продолжал неутомимую борьбу за освобождение Нидерландов от испанского владычества. Не испытывая страха перед очередным покушением, принц Оранский откликался на каждую просьбу о встрече, от кого бы она ни исходила. Что же до короля Испании Филиппа II, то он по-прежнему не расставался с мыслью о возмездии, страстно желая поскорее устранить стоявшего у него на пути непокорного наместника.
Тому, кто осуществил бы коварный замысел, король Испании Филипп II пообещал награду в 25 тысяч золотых — наличными или же в виде поместья. Любому простолюдину, готовому расправиться с Вильгельмом, было обещано дворянское звание. Король Испании Филипп свято верил, что убийство принца Оранского не есть злодеяние, ибо тот в его глазах уже давно был вне закона.
Поднявшись с постели и подойдя к окну, Вильгельм невольно улыбнулся. Объявленная за его голову награда в очередной раз убедила принца, что жизнь прожита не зря. Но куда важнее, что могущественный Филипп II страшится его. Будучи наместником Нидерландов, Вильгельм Оранский одновременно был и главнокомандующим семи северных провинций, объединившихся в 1579 году в Утрехтскую унию, а два года спустя торжественно объявивших о выходе из-под власти Испании. Да, испанцам пришлось записать на счет Вильгельма не одно свое поражение.
Вильгельм раздвинул тяжелые гардины, полюбоваться на свет нового дня, и неожиданно замер. Снова это стылое дыхание, будто порыв ледяного ветра, напомнившее ему события того трагического дня два года назад в Антверпене.
Тряхнув головой, принц Вильгельм отбросил тревожные мысли и решительно распахнул окно. Ведь он не в Антверпене, а в Дельфте, и хлынувший в спальню поток теплого воздуха предвещает еще один погожий летний день. И нечего забивать голову мрачными мыслями, сказал он себе. После легкого завтрака Вильгельм направился к стоявшему неподалеку бюро просмотреть накопившиеся за несколько дней письма. Ему нравилось работать в благоговейной тишине некогда славившегося своим величием монастыря Святой Агаты, в стенах которого ныне расположилась резиденция принца и наместника в Нидерландах.
Ближе к полудню, когда теплое утро сменилось жарой летнего дня, у него состоялась беседа с Ромбоутом Ойленбургом, бургомистром Лёйвардена, во время которой они обсудили политические и религиозные вопросы Фрисландии. Оживленная беседа была прервана фанфарами, возвестившими о том, что подошло время обеда. Когда Вильгельм Оранский вместе с Ойленбургом направлялись в столовую, к ним присоединилась жена Вильгельма Луиза вместе с дочерью наместника Анной и его сестрой Катариной, графиней фон Шварцбург.
Наместника, как обычно, дожидались просители. Вильгельм, спохватившись, тут же заверил, что непременно примет их, но уже после трапезы. Раскланявшись, Вильгельм знаком подозвал к себе молодого француза, которому покровительствовал и даже помогал деньгами. Франсуа Гийом, время от времени снабжавший принца Оранского ценными сведениями, решил перейти в кальвинизм. Судя по рассказам француза, его оставшийся в Дол
