369
Издевательская отсылка к заглавию романа Федора Сологуба «Мелкий бес».
370
8 октября 1919 г., в Ростове-на-Дону, В. Нарбута арестовала белая контрразведка как коммунистического редактора и члена Воронежского губисполкома. «Несмотря на пытки, никаких тайн он не раскрыл».[449] По счастливой случайности, поэт вскоре был освобожден из тюрьмы при налете красной конницы. Обстоятельства ареста и заключения Нарбута стали достоянием гласности в 1928 г., когда партийные инстанции рассмотрели вопрос о скрытии Нарбутом своих показаний белым в Ростове-на-Дону. В результате поэта исключили из партии.[450] 26.10.1936 г. Нарбут был арестован по доносу, осужден на 5 лет, повторно судим тройкой НКВД 7.4.1938 г. и расстрелян 14 апреля. См. в его деле 1936 г. утверждение о том, что из партии Нарбут был исключен «за предательское поведение во время ареста его деникинской контрразведкой в 1919 г.»[451]
371
С небольшими неточностями цитируется ст-ние В. Нарбута «После грозы» (1913).
372
К эвфемизму «исчезновение» К. прибегнул, чтобы избежать слова «расстрел» (Н. С. Гумилев был казнен большевиками по сфабрикованному обвинению 25.8.1921 г.).
373
К. слегка перевирает формулу из очерка Марины Цветаевой «Световой ливень» (1922): «Внешнее осуществление Пастернака прекрасно: что-то в лице зараз и от араба и от его коня».[452]
374
«То, обливаясь слезами, мы клялись друг другу в верности, то завязывали драки до крови, и нас силою разнимали и растаскивали посторонние». [453] То столкновение, которое изображено в комментируемом фрагменте «АМВ» произошло после того, как Б. Пастернак, грубо оскорбленный репликой С. Есенина, дал ему пощечину.
375
Из письма Б. Л. Пастернака к Г. Ф. Устинову от 24.1.1926 г.: «Мы с Есениным далеки. Он меня не любил и этого не скрывал».[454] См. также в мемуарах А. К. Гладкова: «За две недели до смерти С. Есенина Н. Асеев разговаривал с ним о призвании поэта и о многом другом. Есенин защищал право поэта на писание ширпотребной лирики романсного типа. Асеев записал слова Есенина: „Никто тебя знать не будет, если не писать лирики: на фунт помолу нужен пуд навозу — вот что нужно. А без славы ничего не будет, хоть ты пополам разорвись — тебя не услышат. Так вот Пстернаком и проживешь!..“».[455]
376
Ср. в пастернаковской «Охранной грамоте» фрагмент, соседствующий с тем, который К. цитировал в «АМВ» страницей выше: «Есенин в период недовольства имажинизмом просил меня помирить и свести его с Маяковским, полагая, что я наиболее подхожу для этой цели».[456]
377
В 4 номере за 1924 г., где было помещено ст-ние К. «Война».
378
Ср. в мемуарах Л. Ю. Брик: «При жизни Есенина Маяковский полемизировал с ним, но они знали друг другу цену. Не высказывали же свое хорошее отношение — из принципиальных соображений. Есенин переносил свое признание на меня и при встречах называл меня „Беатрисочкой“, тем самым приравнивая Маяковского к Данте». [457] Ср., однако, с эпиграммой на Осипа Брика, которая обычно приписывается С. Есенину: «Вы думаете, кто такой Ося Брик? // Исследователь русского языка? // А на самом-то деле он шпик // И следователь ВЧК».
379
Иллюстрацией к этому суждению могут послужить, например, следующие строки из загадочного, но весьма красноречивого письма Л. Ю. Брик к В. Маяковскому от 31.7.1929 г. из Москвы в Ялту: «Володик, очень тебя прошу не встречаться с Катаевым. У меня есть на это серьезные причины. Я встретила его в Модпике [Московском обществе драматических писателей и композиторов —
380
Как скоро станет ясно — поцелуем Иуды.
381
«До первой мировой войны наша семья жила в Харькове».[459] Ср. с портретом Ксении Асеевой из мемуаров О. Петровской: «…юная золотоволосая музыкантша, любительница стихов <…> ее эмалевые глаза, тоненькая фигурка, высокие каблуки».[460]
