семнадцатого века… Ик… Верно?
— Верно.
— Ну, раз верно, тады бери, Митя, самовар. Сашка, хватай библиотечку с горькой. Клавочка, зонтик не забудь. Варька, держи пакет с деревянным углем и кувшин молока, да смотри, чтоб не скисло по дороге. Ну-с, больше ничего не забыли?
— Забыли! Забыли! Бабушку забыли!
— А, черт возьми! Хватайте старушку. Да поживее. А то на поезд опоздаем. Ну, в два счета! Чтоб раз-раз — и готово. Это вам не коллективная экскурсия…
В поезде:
— Папаша, Митька самовар потерял!
— Паршивец, где самовар?
— Есть. Не беспокойтесь. На нем бабушка сидит.
— Эй, бабка, ты сиди себе, старушка, только не очень, а то в самоваре-то воды нету… Чего доброго, распаяется.
— Ох-х-х! Дышать нечем! Духота!
— Ма-му-ся! У меня носки заболели…
— Ничего, детка, не плачь. Сейчас приедем. Бери пример с Клавочки. Она всю дорогу на одной ноге стоит, да и то на чужой.
— Караул! Грудного Ваньку дома забыли!
— Ах ты, боже мой, чистое наказание с этими детьми! Ворочаться, что ли? Кондуктор, остановите поезд!
— Не надо останавливать. Ванька нашелся.
— Где же он?
— А его Варька на крышу положила, чтоб не задохся в вагоне.
— Правильно!
— Ой, мне глаз выкололи!
— Правый или левый?
— Левый!
— Тады хорошо. Ближе к сердцу.
— Кар-раул! Кар-ра…
— Уф! Чтоб вы все подохли, проклятые! Приехали. Вылезай.
На лоне природы:
— Ик… и… никаких коллективов! К-каждый сам себе экскур-сия. Открой-ка, жена, второй том горькой… Люб-блю поч-читать… Это вам не семнадцатый век! Эт-то вам не коллективные птички. Ваш… здоров… Ик!
— Батюшки! Никак, пожар?
— Ер-рунда. То Митька самовар неудачно поставил и поджег соседнюю дачу.
— А где же бабушка?
— Ч… черт ее знает. Не иначе как в пруде утопла. Т-туда ей и дорога, симпатичной ст-тарушке.
— Тятенька, Ванька опять пропал!
— Где же он?
— Не иначе что на вагонной крыше его оставили.
— Тады ничего. Пущай. Обратно в Москву поедет на крыше. А потом оп-пять на дачу… А потом опять об-братно… Туда и обратно, туда и обратно… Пущай ребеночек покатается… Ик…
Дальше на лоне:
— Мамаша! Шкандал! Папаша морду бьет какому-то дяде.
— Ах ты, боже мой! Да и дядя папашу наяривает. Митька, хватай самовар!
— Мамаша! Папеньку в отделение ведут.
— Бегу, бегу… Ах ты, ирод! Начитался-таки горькой… как свинья!
— Нич-чего, жена. Пущай ведут. Плюю. Эт-та вам не коллективная экскур-сия. Не птички-цветочки. Пущай. Пик-ник.
— Митька! Клавочка! Бабушка! Дети! Собирайтесь домой! Воскресный отдых кончился. Едем. Ах, за что я такая несчастная уроди-и-илась на свете. Дал бог одного мужа и тот индивидуальный…
Через неделю в субботу индивидуальный Градусов, опустив усы и глаза, говорил руководителю экскурсии:
— Это самое… Больше я не тово… Записывай, значит, со всем семейством… Потому — не желаю больше индивидуально… Попили моей кровушки!..
1926
Почему?.. почему?*
По предложению заведующего рабочим клубом станции Гребенка Южных правление клуба единогласно постановило «постороннюю публику» в клуб не допускать, а допускать исключительно членов клуба. Поэтому ежедневно в шесть часов вечера в клубе садится дежурный член правления с деревянной палкой и, если только зайдет какой-нибудь гражданин, не член клуба, почитать газету или журнал, бьет его по спине вышеупомянутой палкой.
Между тем членов клуба насчитывается всего 160 человек, в то время как рабочих и служащих на станции Гребенка — 2000.
Окна гребенковского клуба заманчиво освещены. Из открытой двери доносится нежный шелест свеженьких, только что полученных газет и журналов… Доносится веселый смех, шутки, разговоры.
У двери сидит на стуле дежурный член правления. В левой руке у него карандаш, а в правой большая красивая деревянная палка.
Народ толпится на дворе, желая проникнуть в клуб.
— Товарищ дежурный член, разрешите пройти в клуб!
— А ты член клуба?
— Так точно. Член.
— Покажь членский билет!
— Вот-с.
— Взносы уплачены?
— Уплачены.
— Покажь.
— Вот-с.
— Правильно. Проходи, культурно развлекайся, пес с тобой!
Дежурный член правления деловито раскрывает книгу и отмечает посетителя.
— Дяденька, пропустите в клуб!
— А ты кто такой?
— А я Васька, стрелочников сын. Тама, в клубе, тятенька у меня сидит, газету читает, а мне тоже сильная охота в шашки срезаться с Параськой, которого батька дорожный мастер.
— Член клуба?
