И в гром погромов, в перья, в темь,В дуэли бронепоездов:— Полжизни за Московский Кремль!— Полцарства за Ростов!И — ничего. И — никому.Пустыня. Холод. Вьюга. Тьма.Я знаю, сердца не уйму,Как с рельс, сойду с ума.Полжизни — раз, четыре, шесть…Полцарства — шесть — давал обет, —Ни царств, ни жизней — нет, не счесть,Ни царств, ни жизней нет…И только вьюги белый дым,И только льды в очах любой:— Полцарства за стакан воды!— Полжизни за любовь!
1922
Румфронт
Мы выпили четыре кварты.Велась нечистая игра.Ночь передергивала картыУ судорожного костра.Ночь кукурузу крыла крапом,И крыли бубны батарейКолоду беглых молний. С храпомГрыз удила обоз. Бодрей,По барабану в перебранку,Перебегая на брезентПалатки, дождь завел шарманкуНазло и в пику всей грозе,Грозя блистательным потопомНеподготовленным окопам.Ночь передергивала слухиИ, перепутав провода,Лгала вовсю. Мы были глухиК ударам грома. И водаРазбитым зеркалом лежалаВокруг и бегло отражалаМошенническую игру.Гром ударял консервной банкойПо банку… Не везло. И грустьСледила вскользь за перебранкойДвух уличенных королей,Двух шулеров в палатке тесной,Двух жульнических батарей:Одной — земной, другой — небесной.
1922
Сухая малина
Малина — потогонное.Иконы и лампада.Пылает ПатагонияСтаканом, полным яда.— Зачем так много писанок,Зачем гранят огни?Приходит папа: — Спи, сынок,Христос тебя храни.— Я не усну. Не уходи.(В жару ресницы клеются.)Зачем узоры на грудиУ красного индейца?Час от часу страшнее словУ доктора очки.И час не час, а часословНад гробом белой панночки.