София Катенина

Счастье будет!

Моим незамужним подругам и маме, которая успела прочитать несколько страниц, посвящается.

«As the manager of the Performance sits before

the curtain on the boards and looks into the Fair,

a feeling of profound melancholy comes over him

in his survey of the bustling place».

William Makepeace Thackeray, «Vanity fair»[1]

«И сердце вновь горит и любит – оттого, Что не любить оно не может».

А. С. Пушкин , «На холмах Грузии лежит ночная мгла...»

Глава первая, в которой заходит разговор о главном, а я рассказываю о прошлом

«Oна так и померла в девках, потому что всю жизнь ждала принца на белом коне».

Наверное, кто-нибудь добрый нацарапает это на моей могиfле.

Время от времени, когда одиночество становится непереносимым, я представляю себе скромную гражданскую церемонию, мой белый гробик и аккуратненький венок на нем.

Обычно такое случается в преддверии Дня святого Валентина.

Чертов праздник специально придуман для неудачниц вроде меня; счастливые парочки спокойно перепрыгивают эту дату, как будто она не отличается от любого другого дня, ну а одинокие девушки под тридцать отдуваются по полной. Город превращается в огромный бисквитный торт, заминированный розовыми сердечками, и в каждом из них мне мерещится личный упрек в непроходимом лузерстве на любовном фронте.

Да, мне и правда пока что нечем похвастаться.

Не везет.

Не прет.

Не катит.

Не...

Я начинаю нервничать где-то за неделю; ну, а чтобы пережить сам праздник, мне приходится запастись вареной сгущенкой (35 000 килокалорий) и отключить телефон. Все телефоны. Наверное, мне и так бы никто не позвонил, но отключенный телефон придает уверенности. Можно представить, что кто-то все-таки пытался дозвониться, но не смог. Потому что мой телефон был выключен. В такие минуты мне ужасно жалко себя, просто до слез. Бедная я, бедная, даже сгущенка не помогает. Я всхлипываю, и перед помутневшим взором проходит скорбная вереница моих бывших и настоящих парней.

Видимо, они пришли проводить меня в последний путь. Бывшие (теперь же они все – бывшие, правда?) одеты в черное и грустят; я ревниво слежу, все ли одинаково огорчены или какая-нибудь неблагодарная сволочь имеет наглость выглядеть беспечно. Я оглядываю их откуда-то сбоку и немного сверху; жаль, что они не могут видеть меня, потому что я, наверное, хороша в своих ангельских крылышках. Смерть делает меня такой романтичной!

Ах, мои мужчины, мужчинки, мужички. Я вижу их в последний раз... Все они были хороши по-своему – в свое время и в своем месте, однако ни один из них не тянул на идеал. В этом и есть, вернее, была моя проблема – главный дракон, которого мне не удалось победить за свой короткий жизненный путь. По- настоящему влюбиться – вроде бы простая задача, а все никак не получается. Какое я, однако, примитивное существо! Без захватывающей, сумасшедшей, безграничной, невероятной любви ничто для меня не имеет смысла – ни работа, ни развлечения: все какое-то серое, пресное, однообразное... И в результате... Даже на собственных похоронах я какая-то кислая, унылая и в дурном настроении. А это же последний повод потусить... точно последний!

– Эй, дорогая, очнись! Ты меня вообще слушаешь или нет?

Ну вот. В мои грустные романтические грезы бесцеремонно врывается моя совершенно не лирическая подруга Нинка. Кажется, я еще не склеила ласты, а просто замечталась за столиком в кафе, в то время как Нинка рассказывала мне последние новости о мире и его окрестностях. Я вздыхаю и c аппетитом принимаюсь за чизкейк. Все-таки и в жизни есть своя прелесть.

– Принесите мне, пожалуйста, сухой мартини. И девушке тоже. – Мне кажется, что за воскрешение надо выпить.

В моих предпочтениях в области алкоголя отсутствует какая-либо система. Всякий раз я заказываю что- то новое, в зависимости от того, что взбредет в голову. Видимо, свою исключительную разборчивость по части мужчин я компенсирую безграничной толерантностью к озарениям барменов.

Стоит признать, что сегодняшний мой с Нинкой разговор на тему тотального вырождения мужской расы и неизбежного полового одиночества был блефом от начала и до конца. На самом деле за каждой из нас числилось по официальному бойфренду, который на данный момент представлял из себя типичное «не то». Плюс по паре симпатичных коллег, которые слали нам шутки по электронной почте в будни и игривые эсэмэски по выходным – в надежде на каплю, которая точит известно что. Мальчик в банке, выдававший Нине кредит и хорошо разбиравшийся в ромовых коктейлях. Знакомый из Интернета, осведомленный, какого цвета у меня трусы, которого я между тем никогда не видела. Симпатичный босс, привлекательный бармен, встреченный утром в кофейне (он похож на Хемингуэя в молодости и ничего себе мужчина), который вчера подвез бесплатно на Infi nity (пытался читать из Бродского). Бесперспективный женатик, присылающий Нине букеты из усыпанных блестками роз по календарным праздникам. Несколько безнадежно влюбленных друзей детства с волевыми мамашами и коллекцией вкладышей от ретрожвачек «Дональд». Друг-велосипедист, похожий на гея, но не гей. Друзья- геи, не похожие на геев, с которыми можно ходить на вечеринки. Бывшие, всегда готовые к операции «Ожившие мертвецы опять восстают». И потом, нам оставался Марат Сафин, который недавно зафрендил Нинку в «Одноклассниках». Путем несложного подсчета получалось, что все наши вопли о том, что «Где он мужик?! Вымер», шли вразрез с реальностью – у каждой в руках было восемь, а то и десять человеко- голов.

– Куй железо, не отходя от кассы, – гундосила Нина, поигрывая бокалом-мартинкой, в котором оставалось еще немного коктейля. – Чем тебе был плох Вадимка? Мальчик смотрел на тебя со страстью. Со страстью и обожанием! – И она уставилась на меня с недоумением.

– Вадимка прекрасен. Он музыкант, и у него кудри до плеч. На прошлой неделе мы целовались в парке. Как школьники. Но ты знаешь, он жуткий ханжа. Увидел на моей руке часики с трахающимися зайцами – подпрыгнул и замолчал!

– Наверное, он католик, – предположила Нина.

– Длинноволосый музыкант-католик, который играет в клубе «Че»? Не смешите мои тапочки. Наверное, он просто придурок. У него такой длинный ноготь на мизинце, кошмар.

– Это чтобы играть на гитаре.

– Это чтобы нюхать кокаин. Я в «Яндексе» почитала.

Нинка – моя лучшая подруга, и ее мнение всегда значит для меня очень много. Пусть мне действительно эпически не везет с мужчинами, но подруги – это мое всё. Дружба с Ниной и вовсе означает, что жизнь подарила тебе счастливый билетик: в ее невероятно живом и оптимистичном существе скрываются силы, равнозначные мощи небольшой гидроэлектростанции. Нина работает начальником отдела рекламы в городском еженедельнике, а в свободное время ищет клады в Подмосковье и собирает косметические баночки прошлого столетия.

В извечном споре, разыгравшемся на арене, были правы мы обе: с одной стороны, половозрелые двадцатипятилетние женщины должны концентрироваться на построении серьезных отношений (а в идеале и семьи), с другой стороны – перед нами стоит задача обнаружить и отсеять встречающихся на нашем пути полных и относительных идиотов, чтобы не подвергать опасности возможное потомство.

Что и говорить, работы у незамужних женщин полно. Когда тебе за двадцать пять, а белокурый сказочный принц все еще не стучится в дверь твоей хрущевки в Черемушках, на лицах у родителей появляется особенное выражение. Они как будто начинают ждать, что ты вот-вот выпьешь яду кураре или,

Вы читаете Счастье будет!
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×