– Ну, суки…
Дмитриев отпустил Джалила. Тот сидел внешне безучастно, лицо его было застывшим, непроницаемым. Он разлепил губы и что-то произнес на родном языке.
Потом сказал по-русски:
– Они умрут. Все.
Автомобиль сумел въехать на приемлемую дорожку. Только тогда водитель повернул лицо к сидевшей рядом Гале – женщина, вопреки традиции, любила занимать место рядом с шофером. А тот сверкнул дикими глазами, оскалился по-волчьи:
– Теперь куда рулить, хозяйка?
– Прямо.
– Потом – в Москву?
– Потом – от Москвы. – Она повернулась к Дмитриеву. – Олег, в чем мы прокололись?
– Не мы прокололись. Они славно поработали.
Навстречу мчался замызганный колхозный «уазик».
– Перекрывай! – приказала Вострякова водителю. Тот мгновенно развернул авто поперек дороги. Из «уазика» показался удивленный шофер.
– Меняем бибику. Не глядя.
Увидев выскочивших из «мерседеса» людей с оружием, шофер очень даже внушительной комплекции пулей выскочил из «уазика» и какими-то виражами, петляя, будто подвыпивший кабанчик, помчался к близкому лесу.
– Чего это он? – удивился Ребров.
– Фильмов насмотрелся. «Маятник качает».
– Или писать хочет, – добавила Галя. – Перебрасываем барахлишко.
Несколько баулов перекочевали в «уазик» секунд за тридцать. Еще через минуту неприметная машина скрылась на разбитом проселке за завесой леса.
Брошенный «мерседес» сиротливо глазел в мутное российское небо тонированными зрачками бронированных стекол.
Мужчина выслушал сообщение, удовлетворенно кивнул. То, что одной машине удалось уйти, его сильно не беспокоило. Теперь, без боевиков экстра-класса, организовать нападение на Замок Вострякова не сможет. А к следующему утру… К следующему утру дело будет решено. Так или иначе, но решено. Окончательно.
Владимир Семенович Герасимов думал. То, чем он сейчас занимался, было не вполне его дело, но так уж сложились обстоятельства… Люди, с ним связанные, просто-напросто поставили ультиматум… Он или обязан немедля вернуть деньги с достаточно весомыми процентами, или… О втором «или» он думать даже не хотел.
Да и…
Он был банкир. Это было не просто его профессией, это было его жизнью.
Нужно было придумать, не только как выпутаться из пропащей ситуации, но и как нажить. Должен же быть какой-то ход, верный, беспроигрышный… Просто… Просто в совсем недавнем прошлом он какое-то событие, действие интерпретировал или понял не правильно. С этого начались ошибки. Они стали громоздиться одна на другую, и теперь эту ошибку нужно найти. Отыскать. И тогда…
Нет, исправлять уже допущенные ошибки – удел глупцов. Исправить, переправить никогда ничего нельзя. Это только в юриспруденции бывают казусы, и закон имеет обратную силу. В жизни – ничего не переправить. Она всегда – начисто. Но если ошибку исправить нельзя, ее можно использовать. На свою пользу, к своей выгоде! Именно умение использовать собственную ошибку к своей выгоде и отличает разумного человека от глупца! Осталось только найти ее, эту ошибку, и реализовать как новую возможность!
Герасимов выписал события в рядочек. Задумался. И тут…
Факты выстроились перед ним совсем в другом порядке, он даже рассмеялся от удовольствия! Все великое – гениально! И просто до глупости! Ну что ж! Он сделает свой ход. И он будет решающим!
Глава 59
Дверь открылась бесшумно. То, что кто-то вошел в комнату, я не услышал – почувствовал. Закрыл глаза, заставил себя полностью расслабиться, прежде чем повернуться к человеку, явившемуся со мною договорить. Эмоции – побоку. Я – банкир. А значит – только интеллект и разум. Оборачиваюсь.
«Say No To Death»!
«Скажи смерти – нет» – это название романа австралийки Димфны Кьюсак – первое, что пришло мне в голову, когда я увидел вошедшего. В комнате – Константин Кириллович Решетов. Собственной персоной.
– Все кончено, Сережа.
Являю собой застывшую восковую фигуру. Что – кончено? И – что тогда начато?
– Альбер мертв.
– Да? Ну а мне-то что за радость?
– Эти люди организовали твое похищение, затем – похищение девушки. Сейчас – все кончено. Мне удалось разобраться с ними. Полностью.
– Где Лена?
– Спит. Ей ввели наркотик – вроде того, что вводили тебе. По-видимому, хотели разговорить. Сейчас врачи промыли ей кровь, она должна отдохнуть.
Кстати, как ты вышел на «Первомайское»?
– Пацанчик один разговорился. И, надо сказать, безо всякого наркотика.
Чистая психология.
– Психология?
– Ну да. Только штанцы обмочил. Со страху. Решетов неторопливо закурил папиросу:
– Ты, конечно, ждешь разъяснений?
– Естественно.
– И ты имеешь на это право.
– Надеюсь. Мне сказали, что вас уже отпели.
– Было совершено покушение.
– Неудачное?
– Наши противники решили, что наоборот.
– У меня не сложилось впечатления, что это первоклашки в своем деле.
– Они профи. Но и мы ведь не свистунчики, а?
– Я думаю…
– Так вот. Они подсадили киллера-профессионала, снайпера; Володя Гончаров сумел вовремя это заметить, и мы разыграли маленькую трагедию…
– «Скупой рыцарь»? «Каменный гость»? «Моцарт и Сальери»?
– Не с такой степенью гениальности, но все-таки…
– С высокой?
– Зря иронизируешь. Моя гибель выглядела достоверно. Мы подставили им «куклу».
– Живую?
– Нет – мы же не параноики, в конце концов…
– А практики.
– Вот именно. Восковую куклу. Лицо – точный слепок моего, парик… В полую голову манекена залили подкрашенную до багрянца воду; вязкость ей придали обыкновенным клеем…
– Голь на выдумки хитра!
– Гончий – молодец! Он сварганил все это за пару часов, пока я беседовал с одним крупным финансистом!
– Даже восковой слепок лица?
– И его – тоже. Было бы умение. У снайпера имелся ночной прицел, смеркалось… Он, по-видимому, нервничал: стекла в особняке, ну, в том, что в Городничем Бору, неуязвимы для выстрела из винтовки
