– А Бог весть. Но покамест войска ушли. Так я о служивых тех: приходили они и в управу нашу, и в отделение милиции, выспрашивали, расспрашивали…
– Про что?
– В том-то и задачка, что ни про что. О том о сем… Видишь ли, под Приморском какие-то разборки кто-то промеж себя чинил, это уже с базара слухи, пострелянных много и неспокойствие… Наряды усилили, искали кого подозрительного… И еще – слух от братвы был, тоже чегой-то шебуршатся, выискивают… А чего или кого – неведомо…
– М-да… Наговорил ты, Михеич, складно, да непонятно…
– А видать, и ситуация таковая: сорок бочек арестантов. Служивым сказано: усилиться, они и усилились. А потом – кто-то на дядю может подработать за свой интерес, это запросто…
– И ты решил, что меня, раба Божьего имярек, и рыщут?
– А Бог тебя знает. Дело-то еще по бархатному сезону было, по тому времени место у нас бойкое, отдыхающих богато, и найти кого, как иголку… Ну а я тебя в отделении и прописал: дескать, племянник.
– А паспорт?
– Да я тут, слава Богу, пятнадцатый годок живу, кто ж с меня будет паспорт спрашивать? Все ж друг дружку знают. Сказал – племянник хворый из-за Урала на поправку прибыл, ну так и весь разговор.
– Михеич… А ведь ты решил – меня искали… Почему?
– По кочану. – Старик вынул тряпицу, развернул:
– Не узнаешь?
На столе лежал перстень с темно-красным камнем.
– Нет. Это что, тоже мой?
– На безымянном пальце левой руки был.
Сергей пожал плечами:
– И – что? Перстень себе скромный, это ж не «голда» килограммовая, чтобы меня к братве прописать… Кольцо вроде золотое, а камень… Камень красивый.
– А ты в камнях ведаешь ли?
– По цвету он мне – приятен, а вот как называется? Раз красный – наверное, рубин.
Старик помолчал, отер камень чистой тряпицей:
– А вот это ты в точку. Именно рубин.
– Да их в любом магазине – навалом… Или, Михеич, думаешь, я «нетрадиционной ориентации» парниша, раз в перстне?.. Вот тут я точно уверен – нет.
– Говорю ж тебе, не в перстне дело, в камне.
– И что – камень? Колец таких в любой комиссионке… От сотни до трех. Это ж не бриллиант, в самом деле!
– Не бриллиант. Рубин. Настоящий природный рубин; как в старой Руси называли – яхонт цвета голубиной крови! И я тебе скажу, мил человек, крупные рубины встречаются в природе значительно реже аналогичных по величине алмазов.
– Неужели? – улыбнулся Сергей. Старик иронии не заметил.
– Да! У нас все красные камни именуются рубинами – и благородные шпинели, на Руси их лапами называли, и гранаты, и турмалины… Натуральный ювелирный рубин крайне редок! Скажем, под известными ювелирам названиями – «рубин капский», «цейлонский», «колорадский», «аризонский» – скрываются сравнительно менее редкие и дорогие камни: гранат, топаз, шпинель, флюорит, турмалин…
– Иван Михеич, убедили. Только… Мне что от этого, жить легче станет? Или – память вернется?
– Возможно. Ведь натуральный природный рубин, густокрасный, с легким пурпурным оттенком – это чистая энергия Солнца во Льве! Он придает его обладателю силу льва, бесстрашие орла и мудрость змеи! Именно этот самоцвет умножает разум, честь и благородство, способствует чарам любви и страсти; у древних он считался камнем оживляющим, изгоняющим тоску, возвращающим утраченные силы; он врачует сердце и мозг, пробуждает память… «Рубин ведет к победе, к великим подвигам мира и к самоотверженной, героической любви» – вот каков был девиз этого камня в средневековье… Но злых он делает беспощадно жестокими, превращает владельца в полное исчадие ада, в коварного демона зла!
Такой человек губит все вокруг и в конце концов самого себя! Рубин – камень власти, и носить его может только тот, кто этого достоин!
Лицо старика раскраснелось, щеки порозовели, глаза заблестели азартом…
Он остановился, когда бросил взгляд на озадаченное лицо своего гостя:
– Ты что, мил человек, сомневаешься?
– Только в том, что не сплю! Камневедение вы тоже изучали за «колючим забором»?
– А что тут особенного? Тогда лагерь был, как это сказать, не вполне «зоной» в современном понимании этого слова… Это был способ организации труда индивидов – по всей стране, с разной степенью свободы. Одним большим забором была государственная граница СССР, которую к тому же охраняли, и то только с одной стороны! А внутри – много заборов поменьше… И за ними собирались, нужно сказать, не последние люди! Пусть – не по своей воле, но не последние!
– И что – там камни «точали»?
– Четыре года на соседних нарах со мною провел профессор Мариенгоф: посадили его в сороковом, как немецкого шпиона – он с одиннадцатого по тринадцатый годы позволил себе поучиться в Берлине, Лондоне и Амстердаме… Не поглядев на имя с отчеством – Лазарь Иосифович… Потом он плавно превратился в шпиона английского, потом, не выходя из Краслага, стал «безродным космополитом»; в пятьдесят четвертом «безродного космополита» сняли, а вот с «аглицким шпионом» – дело застопорилось: в Лондоне-то бывал! Но и все это вкупе не помешало ему в пятьдесят шестом, после освобождения, стать ведущим экспертом по камням в одном из уральских «почтовых ящиков», и выписывал он из хранилищ Ленинки с доставкой любые манускрипты, а из-под «железного занавеса» всю периодику, посвященную камням… Я освободился годом позже и четыре года провел у него под началом «на практике»…
– Как ювелир?
– Как собеседник. Некоторым людям, чтобы четко понять собственные мысли, необходимо высказывать их вслух, причем в дружественной беседе…
– Иван Михеич, хорошо, я понял, что мой камень, вернее, если сказать осторожнее, камень, оказавшийся у меня на пальце, – редкий экземпляр…
– Не редкий, Сережа, а крайне, исключительно редкий! Почти вся мировая добыча первоклассных рубинов осуществляется в знаменитых копях Бирмы; в Таиланде, Шри-Ланке, Индии, Пакистане, Австралии, Мадагаскаре, Бразилии, Камбодже – есть небольшие месторождения этого самоцвета; имеются они и на нашем Урале. Твой камень, Сережа, массой в семь карат, родом из таиландских рубинов, обработан одним из наших, отечественных мастеров школы Лу-жинского; на парижском аукционе он бы стоил баснословные деньги…
– Иван Михеич, вас заинтересовал камень, и вы решили меня «законспирировать» и «залегендировать»?..
– Сережа… Меня заинтересовал человек, на пальце которого свободно разместилось состояние, по самым скромным меркам, в четверть миллиона долларов!
– Сколько?!
– Двести пятьдесят – триста тысяч. Естественно, аукционная цена может быть намного больше…
– Но мы не в Париже…
– Вот именно. Сумма сама по себе достаточная, чтобы в наше безбожное время не только разыскивать человека, но порубать его на части…
– Может быть, спрячете этот раритет? От греха?..
– Нет уж, мил человек, носи. Любой местный, да и неместный тоже, примет камень за дешевую синтетическую имитацию. Да и мода теперь такая… Думаю, понять «на взгляд» его истинную ценность во всей-то стране способны человек десять, не больше, и ручаюсь, на тысячу морских миль вокруг здесь таких уникумов нет.
– Кроме вас…
– Кроме меня.