творческую группу из людей самостоятельно и независимо мыслящих.
– Может быть, их и не стоит организовывать?
– Без этого поставленных задач не решить. У каждого из них – довольно своеобразная специализация.
– Валериан, вам бы в первом отделе работать, на режимном предприятии…
– Разве у нас не такое?
– Нечто похожее, – хмыкнул Магистр. Валериан и его научные задроты искренне полагали, что участвуют в некоем сверхсекретном государственном проекте. – Валериан Эдуардович. – Магистр смотрел в увеличенные толстенными линзами карие глаза человечка внимательно и очень спокойно. – Вы хотя бы можете назвать слово или понятие, от которого можно «танцевать» при поиске «ключа»?
Есть что-то, что повторяется в материале?
Если человек и задумался, то лишь на мгновение… Опустил веки, прикрыв глаза и словно вглядываясь в бесконечную темень собственной души, произнес:
– Снег.
Магистр остался один. Налил в стакан коньяк, опустился в глубокое кресло, вставил кассету в диктофон и нажал воспроизведение:
Часть вторая
СНЕГ
Глава 21
…Девушка была похожа на тростниковую флейту. И еще – на рубин под дождем. В темноте он казался черным, но стоило капле света или влаги попасть на его грани – рубин оживал, становился теплым и густым, как малиновое вино.
– Зачем мне это нужно? – Ее волосы рассыпались по плечам, а глаза казались пьяными…
– Ты изумительна…
– Мне это не нужно…
– Ты изумительна…
– Разве? Ну да, волосы. Если постричь, я буду самая обыкновенная.
– Не-а.
– Не знаю, что мне Нужно.
– Тебе нужен я.
– Ты много на себя берешь.
– Сколько могу. Она закрыла глаза:
– Ты знаешь, мне вода снилась. Мутная. Будто я по пояс в этой воде… Ты понимаешь в снах?
– Не всегда.
– Это, говорят, к болезни. Или – к разочарованию.
– Почти одно и то же. Боишься?
– Боюсь. И так горло болит.
– Пройдет.
– У меня давно болит.
– Леченая ангина проходит за семь дней, а нелеченая – аж за неделю.
– Все шутишь… Гланды, наверное, нужно вырывать. А это больно.
– Не-а. Глотать потом немного больно, а так – неприятно просто.
– Ничего себе – неприятно просто…
– Нужно, когда рвут, дышать по-собачьи, животом, в полвздоха.
– Я не хочу по-собачьи…
…А глаза ее вдруг стали как горный хрусталь…
– Я замерзла… Я почему-то постоянно мерзну… Ты тоже?..
– Да…
…Она была как тростниковая флейта…
– …Я тебя измучила…
– Мне очень хорошо с тобой.
– Все ты врешь. Просто… Просто не могу расслабиться.
– Почему?
– Потому. Я не очень подхожу для этой роли…
– Какой роли?..
– Интересно, а что ты будешь врать сегодня дома?
– Я не буду врать.
– Прекрати…
– Просто – недоговариваю… – Он потянулся к ее волосам…
– Не надо. Не хочу. Тебе плохо со мной, и я ничего не могу поделать…
– Почему?..
– Не знаю. И так себя примеряю, и так… Ты же все равно не мой.
– Твой.
– Ага. И чей-то еще.
– Да.
– Вот так… И погода эта дурацкая…
– Хочешь снега?
– Хочу.
– Это запросто…
– Хочу. Много. Чтобы засыпал все… Чтобы елка была, и серпантин, и дом теплый, и музыка пусть играет, и шампанское…
– Я тебя люблю…
– Что?..
– Я люблю тебя…
– Значит…
– Ты плачешь?
– Ну почему, почему… Почему они все меня только ругают… Или – воспитывают… И всем всегда, всегда не до меня… Я тебе не надоела?
– Нет.
– Значит, скоро надоем. И чего ты со мной связался…
– Ты изумительная девочка.
– Все ты врешь… Я обыкновенная. Смотрю иногда на себя в зеркало – ничего особенного… Правда, волосы… Если наверх, вот так… Тебе так нравится?
– Ты очень красивая.
– Да?
