— Такие акции ни для кого не товар.
— Но и не воздух. Заводы стоят миллиарды долларов. Ты это знаешь. Я это знаю. Это знают те, кто обладает реальными деньгами. Но — ты прав. Они не выглядят как товар. Мы сделаем их товаром.
— Будем формировать спрос?
— Ажиотажный спрос, Том.
— Серьезные финансисты станут выжидать.
— Нет, Том! Кто не успел, тот опоздал! Это ты в Англии рос, а все наши будущие инвесторы — советские люди!
— Все равно, Олег... Использовать конъюнктуру возможного рынка в реальных комбинациях — это иллюзия.
— Финансисты рынок не используют. Они его создают.
...Фондовая биржа была похожа на муравейник, в который закинули горящую головешку. Молодые люди сновали взад-вперед, лица у одних были озабоченные, у других — отчаявшиеся. У экранов мониторов с лихорадочным блеском в глазах застыли молодые люди: отблески цифр словно завораживали их, а мелодичные звонки импортных телефонных аппаратов звучали странной нездешней музыкой — словно звуки дудочки гамельнского чародея-крысолова, уводящего зачарованных детей в глубины земли, в бездну...
...Кабинет высокого правительственного чиновника. Он стоя что-то отвечал по телефону, скомканным платком промакивая беспрестанно потеющий лоб. Положил трубку аккуратно, словно боясь оскорбить стуком абонента на том конце провода.
Телефон стоял на отдельном столике. На нем не было никаких наборных панелей.
Только герб России. Чиновник только опустился было в кресло, как запиликали сразу несколько аппаратов на приставной тумбе. Глаза его были полны безумного беспокойства за собственную покойную будущность...
...Поздний вечер. Чернов с собеседником сидел в отдельном кабинете частного ресторана.
— Борис Михайлович, я никогда не был паникером...
— Я это знаю, Марк Моисеевич.
— Поэтому расцени мои слова правильно. Рынок... умер. И убил его — ты.
— Я?
— Ну твой Медведь, какая разница?! Все знают тебя. Здесь нужна была ювелирная работа, а он — грохнул. Знаешь, что будет дальше?
— Догадываюсь.
— Головы полетят по полной программе. Твоя — первая. Прокуратура, безопасность, кредиторы... Твоя компания — банкрот... И все наши тебя списали: ты же кинул всех на такие деньги, что подумать жутко... — Марк закрыл глаза, произнес тихо:
— Я рискую, встречаясь с тобой.
— Марк...
— Погоди, Борис. Помнишь, когда несколько лет назад коллективно решили меня подставить... Вступился ты один. Почему, Борис?
— Не люблю, когда людей бьют, особенно шоблой.
— Именно это сейчас собираются проделать с тобой. — Марк вздохнул. — Тебе нужно сваливать, Борис. С концами.
— Считаешь, это единственный выход?
— Это единственный разумный выход.
— Спасибо, Марк. Я подумаю.
Человек сидит за столом. Кивает, слушая собеседника, но оттого — еще больше напоминает манекен.
— Похоже, обвал рынка приобрел неуправляемый характер. Стал лавинным. Все держатели избавляются от акций.
— Похоже или приобрел?
— Приобрел. Остановить падение может разве что Господь Бог.
— С этим игроком мы не играем. Я хочу знать о реальных опасностях.
— Забеспокоились владельцы промышленных гигантов Урала, Сибири, средней полосы.
— Им что за дело?
— Дрогнули и их курсы: мелкие заказы они размещали по всей России на тех предприятиях, что сейчас сыплются. Да и общая конъюнктура такова.
— Они могут вступить в игру?
— На повышение? Нет. Для серьезного подъема нужно... пять-шесть миллиардов свободных денег.
— У них наберется и поболее.
— Но не в России и не сейчас. Да и... эти господа не привыкли рисковать своими деньгами.
— Когда процесс дойдет до нижней точки?
— Этого наверняка теперь не скажет никто.
— Мы сможем законсервировать кризис?
— Да. Если не будет существенных финансовых вливаний, ситуация замрет.
Останется добавить горсточку пепла: присыпать прах нашего уважаемого...
— А вот этого имени не стоит произносить нигде. И ни при каких обстоятельствах, — шелестяще сказал мужчина за столом.
Человек напротив помялся, поднял взгляд на босса:
— Что теперь будем делать с нашим Медвежонком? Ему пора покидать грешную землю: нельзя быть настолько не от мира сего.
— Рано. Безвременная смерть финансиста хороша лишь тогда, когда имеет воспитательное значение. Для оставшихся в живых. Пусть сначала спалит всю сумму.
— Он не финансист. Он игрок.
— Не важно. А важно, что такова любая смерть. — Мужчина развел губы в оскале, означающем улыбку:
— Оттого и люблю античные трагедии. Тогда люди помнили о смерти и знали толк в жизни.
— И смысл?
— А вот смысл этой жизни каждый выдумывает себе сам.
Глава 15
Поздний вечер. Олег устало застыл перед включенным монитором, закрыл глаза, и строки из «Бусидо сосинсю» пришли на память сами собой: «Тот, кто забывает о смерти, становится невнимательным, неосмотрительным и беспечным, ибо корень всех бед кроется в невнимании, изъяны и несовершенства завладевают воином, и тогда он беззащитен».
Гринев встряхнул головой и снова посмотрел на график-кривую на экране компьютера. Все нормально. А что тогда плохо? Что?
Телевизор был включен. Диктор считывал с суфлера текст хорошо поставленным баритоном:
«Беспрецедентное за последнее время падение курса акций российских предприятий на фондовом рынке не только вызвало озабоченность в деловых кругах, но и всколыхнуло общество. Мы взяли интервью у ряда известных политиков и парламентариев. Вот как прокомментировал происходящее член фракции „Новые регионы“ Василий Надыбин».
На экране — мясистое бритое лицо, кустистые брови: «говорящая голова», выдающая заданно- запрограммированные блоки раз и навсегда затверженных фраз.
«Американский империализьм все теснее затягивает удавку на шее трудового народа, а его прихвостни, демократы и банкиры, продолжают геноцид русских людей, чтобы завладеть нашим богатсвом. Мировые сионистские круги...»
Борис Михайлович Чернов даже не вошел, он буквально ворвался в кабинет. Он был взбешен. Взглянул на развалившегося в кресле Гринева, процедил сквозь зубы:
— Может, ты объяснишь мне, что происходит? Или — мне тебе объяснить?
