— Влад, а куда мы едем, ты хоть знаешь?
— Смутно, — улыбнулся Маэстро.
— Ты хочешь нагнать тех, на «девятке»?
— Тех или других… Не так уж важно. — Он помолчал, жестко свел губы, произнес зло:
— Плохо.
— Что — плохо?
— Мы с тобой изначально не выбирали территорию войны. А теперь у нас не осталось и времени. Это плохо. Похоже на бой с тенью. Вернее, с несколькими тенями в ограниченном пространстве. Или в окружении. Придется успевать поворачиваться, чтобы срезать очередного нападающего. — Горькая усмешка пробежала по губам. — По сравнению с оборонительным боем засада — просто песня!
Вот только засаду теперь выставят нам.
— И ты сейчас…
— Лучшее, что я сейчас могу сделать, это постараться не выскочить на нее в лоб. Выйти на охотничков за черепами вскользь, там, где они если и ждут, то не очень. Тогда у нас будет шанс.
— А сейчас?
— Сейчас? «Призрачно все в этом мире бушующем…»
— Влад, все действительно настолько плохо?
— Разве я сказал «плохо»?
— Да.
— Выпутаемся. Ты еще не разучилась стрелять?
— Я… Влад… Я больше не хочу стрелять. Маэстро замолчал, лицо его словно окаменело. Але показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он произнес:
— Наверное, ты права. Права. Только…
— Только — что?
— Войну против нас уже начали. А на войне как на войне. Победитель всегда прав, побежденный всегда мертв. Третьего не дано.
Маэстро замолчал. Але тоже не хотелось ни говорить, ни думать. Жара стала непереносимой. Воздух, что врывался в окна автомобиля, стал раскаленным настолько, что мешал дышать. Вдали, под выгоревшим добела небом, привольно дремало море. Отсюда, с высоты, оно казалось ультрамариновым и прозрачным.
Девушке почудилось, что можно взлететь над ним и рассмотреть до самого донышка…
Рокот сначала был слышен едва-едва и походил скорее на заунывный, повисший на одной ноте вой водного мотоцикла: там, далеко внизу, синюю могучую гладь рассекал одинокий мотоциклист, оставляя за собой узенькую белую полоску.
Вертолет показался позже. Заслуженный «Ми-8» неспешно прошел вдоль берега, развернулся, переваливаясь, словно тяжелый жук, демонстрируя на желтом брюхе блакитную надпись советских еще времен: «ГАИ».
— Над седой равниной моря гордо реет глупый пингвин. Он и сам уже не помнит, как сумел с земли подняться… — раздумчиво произнес Маэстро.
Вертолет снизился, порыскал над шоссе; пилот начал утюжить площадь «по квадратам», вдумчиво и неспешно.
— …Он парит вторые сутки над равниной океана, потому что он не знает, как сажать себя на плоскость!
Маэстро выпрыгнул из автомобиля и стал внимательно наблюдать за вертолетом.
— В чем дело, Влад? — встрепенулась Аля.
— Песню помнишь, девочка? «Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы, летние маневры у нас да начались…»
— У тебя игривое настроение? Мужчина кивнул:
— «Ой ты песнь моя, любимая, цок-цок-цок — по улице идет драгунский полк…»
— Он за нами? — произнесла Аля разом севшим голосом, проследив за взглядом Маэстро и в небольшой уже точке опознав вертолет. До этого, погруженная в собственные переживания, она не замечала ничего вокруг, кроме запахов моря и полыни. Девушке показалось, будто душа ее затрепетала мягко, тревожно… Испуг еще не успел родиться, но страшные воспоминания о загонной охоте на них мигом поднялись из стылого омута подсознания и наполнили сердце страхом, холодом, жутью.
— «Сапоги фасонные, звездочки погонные, по три звезды — как на лучшем коньяке!»
— Влад! Прекрати!
— Не бойся, девочка. Этот недоношенный птеродактиль нам не опасен. Сейчас он уйдет на юг, ему удобнее с юга квадраты чесать.
— Какие квадраты? Почему — чесать?
— Пилот работает по квадратам. Ищет.
— Нас?
— Скорее всего. Больше некого. Удобнее всего ему с юга на север по прямой, возврат — полусферами, так большая площадь проверяется и не один раз… Да и с юга, от солнца, он невидимкой заходит: мало ли что… А то — ракета встречная в пасть влетит.
— Какая ракета на мирной дороге?
— Известно какая: «земля-воздух».
— Влад, у нас в стране, конечно, бардак, но не до такой же степени!
— Во-первых, до такой. Во-вторых, береженого Бог бережет, и летяга поговорку эту блюдет свято. И в- третьих — метода, сиречь традиция: чему обучили, тому и следует. Заметь, геликоптер мог и на бреющем пойти вдоль дороги, а — поберегся: видать, в Чечне небо утюжил или где там… Небо здесь мирное, а летун работает как на боевом вылете. О чем это нам говорит?
— Ну и о чем?
— Ваша ирония, дитя девяностых, неуместна. Это говорит нам о многом!
— Ну ты и болтун! — искренне удивилась Аля. — Ты знаешь, что нам теперь делать?
— Уходить. «А мы уйдем на север! И там — переждем опасность!»
— Почему на север?
— Милая барышня, это фольклор моего детства. Незабвенная речь шакала перед нашествием Рыжих Псов. «А когда все подохнут — мы вернемся!» За точность цитаты не поручусь, а по существу — установка здравая, а?
— Что-то ты игрив не по погоде. И не по возрасту.
— Уж каков есть. — Маэстро, все это время внимательно наблюдавший за Алей, удовлетворенно кивнул, отметив, что первый спонтанный страх у девушки прошел, не успев разродиться ни в панику, ни в беспокойство.
— Пришла в себя?
— А я и не уходила.
— Да?
— Влад! — Аля с удивленным негодованием смотрела на Маэстро. — Так ты этот балаган персонально для меня устроил?
— Балаган? Какой балаган?
— Цирк? Решил отвлечь барышню от черных мыслей и жутких реалий?
— Вроде того, — пожал плечами Маэстро.
— Ну надо же… Заботливый.
— Это плохо?
— Это хорошо. Но я если и боялась, то самую малость, правда.
— Тем лучше.
— Я не подведу тебя, Влад.
— Я и не сомневался.
— — Так куда мы теперь?
— К морю. Отдыхать. Пока есть такая возможность.
