Глостер прикурил сигарету, затянулся, оскалился в улыбке:
— Это ты Маэстро не знаешь.
— А зачем мне?
— Резонно. Ладно, это лирика. С пропускной системой на базе строго?
— Ну… вообще-то… строго.
— Автомобиль знают?
— Наш-то? А как же. Но пропускают по паролю.
— Пионерский лагерь, — усмехнулся Глостер.
— Босс называл это не «пароль», а «ключевое слово».
— Что в лоб, что по лбу. Ключевое слово неизменно?
— Вообще-то… Раз в неделю меняли, но и то… Парни, что на воротах, тоже с глазами: видят, кто едет.
— Тогда зачем оно вообще нужно?
Водитель только пожал плечами: дескать, мое дело шоферское, прокукарекать, а там — хоть мокрый снег с дождем, да на мичуринские посевы. Подумал, добавил:
— Для понтов, зачем еще.
— Что? — не сразу включился погрузившийся в собственные мысли Глостер.
— Ну слово это ключевое.
— Для понтов?
— Ясное дело. Кому тут охота на нас нападать? Кутенку Черепу? Марату?
Косте Морячку? Да бакланы они, им до босса — как до неба.
— Ты это слово знаешь?
— Какое слово?
— Которое пароль?
— Нет.
— Ты же сам только что говорил…
— Так в связи с вашим приездом как раз сегодня и поменяли. И босс еще велел своим бдить так, будто Кремль охраняют. По мне — показуху решил устроить, чтобы, значит, перед начальством в грязь лицом не ударить.
— Ну и как по-твоему? Удалось ему начальству угодить? Водила покосился в зеркальце на труп босса, уже полусползший с сиденья, осклабился:
— Не особенно.
— Да ты шутник, Мишаня.
— А то.
Глостер подумал немного, протянул:
— Та-а-ак. Выходит, босс твой, Виктор Викторыч, тебе не шибко и доверял?
Может, тебе и вовсе доверять не стоит?
— Почему не доверял? — быстро отозвался Мишаня. Глаза его были снова безоблачны и пусты. Глостер усмехнулся про себя: чудные они, крестьянские дети!
И простота их куда хуже воровства!
— Как — почему? Пароль ты не знаешь, об усилении — тоже, догадки одни… А ведь шофер у босса — завсегда и телохранитель, самое доверенное лицо… Не так?
Мишаня только пожал плечами. Его посмурневшее лицо говорило о нешуточной работе мысли: работе для Мишани непривычной и тяжкой. Впрочем… Ни о чем это не говорило: знал Глостер этаких тугодумов. Они действительно мыслили с трудом, а вот соображали — хорошо и скоро. И были куда удачливее многих яйцеголовых! А вправду, кто успешен по этой жизни? Или шустрые жулики, нахапавшие безнаказанно, пользуясь близостью кто — к трону, кто — к ночному горшку правителя, или вот такие вот лупоглазые селяне:
«А чего мы? Мы ничего? Нам бы к солнышку».
— Думаю, в расход он меня готовил, — проговорил водитель спокойно и абсолютно уверенно. — В распыл. Списывать, значит, собирался. Вместе с этим. — Мишаня кивнул на убитого телохранителя.
— Чего так решил?
— Да уже две недели как с базы — никуда.
— Ну и что с того?
— И раньше он при мне такие разговоры, как с вами сегодня, то с одним разговаривал, то-с другим. А кто я ему? Юный пионер, чтобы он с меня торжественное обещание брал в молчанку играть? То-то же. А вообще… На сердце мне давно пакостно было… А уж сегодня — так вообще… Я потому и глаз от дороги — ни-ни. — Водила снова вздохнул:
— По сердцу так когтями с раннего утра — скрынь, скрынь… Боялся, какой автокран выйдет в лобовую — и привет родителям. А вона оно как вышло. Планировал Вик Викыч меня в расход, а его самого заместо этого вычеркнули.
— Бывает. Сила солому ломит. Водила вздохнул:
— Жизнь теперь такая.
— Не журись, земеля! — озорно отозвался Глостер. — Сегодня ты босс, а завтра — песий хвост. Так-то жить веселее, а?
— Веселев, — мрачно согласился Мишаня. — Куда как веселее. Потеха.
Глава 47
— Потехе час, а время все-таки делу. Так, Мишаня?
— Так.
— Ну а раз так… — Глостер кивнул на труп рядом:
— Поговорим о делах?
— А какие у нас с вами дела?
— Вопрос у меня считай что чисто теоретический, но с выходом на практику: а готов ли ты, Мишаня, человечка к Аиду переправить?
— К кому?
— Пардон: метафора. Против того, чтобы замочить индивида, — никаких особых возражений?
— У меня?
— Угу.
Мишаня напряженно собрал лоб морщинками, а Глостер и не сомневался, что под этим покатым лобиком сейчас идет такая работа мысли, что держись! Как бы не прогадать и своего не упустить, пока нужен! Но как бы и не заторговаться до смерти! А то ведь отхватит этот черный башку и не поперхнется! Босса завалил — как сушку схрумкал!
— Кого-то надо убить?
— Догадлив, как Премудрая Василиса. Да, убить. Обязательно убить. Не смущает?
Водитель только пожал плечами:
— Жизнь такая.
Жизнь такая… Глостер вздохнул; ему, пусть на мгновение, но стало отчаянно жалко себя! Покойный Ричард хоть в чем-то, но прав: болтается он, нестарый, крепкий мужик, и чем занят? Разбором междуусобья двух сбрендивших параноиков: Маэстро и Лира. И если уж положить руку на сердце, то… Да! Прав был покойный Ричард и в другом, на все двести процентов прав! Лир бредет в могилу и увлекает за собою всех. Он сейчас похож на тонущий фрегат: тот, погружаясь, создает рядом с собой громадную воронку, водоворот, в который и затягивает все живое и неживое… Спастись можно только отплыв от терпящего бедствие как можно дальше. Можно и по-другому: загодя сойти с обреченного корабля. Вместо этого он, Глостер, словно намертво прикручен к мачте этого злополучного парусника!
Прав был Ричард. Но умер он не поэтому. За правду гибнут только в сказках.
В жизни — всего лишь за металл. И мудрый должен решить для себя только одну дилемму: что сделать раньше — заполучить золото, чтобы с его помощью купить закованную в латы живую человечью плоть, способную добыть войной новое золото… или сначала ощутить в ладони верную рукоять булата и только потом — захватывать неверный желтый металл… В любом случае страшная алхимия бытия проста и
