– Это я тебя спрашиваю, ты специалист.
– Да.
– Заметил, в чем?
– Да. Линда. Что-то он недосказал.
– А я не накатывал.
– Тоже заметил.
– Значит, Линда. Вик что-то свое играет?
– Похоже.
– Ничего серьезного мы через него не прокатывали?
– В последнее время – нет.
– Есть кем заменить Викентия?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Почему – нет?
– Решил ведь уже.
– Решил.
– Чего тогда?
– Может, что умное присоветуешь…
– Не финти. Не первый год в одной упряжке.
– С Викентием тоже… Времена-то меняются…
– Викентия устраняем?
– А что делать?..
– Но киллера его все-таки достань.
– Люди работают. – Крепыш налил себе новую порцию, снова осушил одним махом.
– Кто на место Вика?
Крепыш помолчал, передыхая, запил тоником. Поднял глаза.
– Катилина.
Светловолосый опустил взгляд.
– Ты подумал?
– Хм…
– Хорошо подумал?
– Заткнись!
– Вот, значит, как… – Светлый потер подбородок. – А-чутье у Викентия есть…
– Да, в этом ему не откажешь…
– Только на этот раз —. прокол.
– Точно. Брось финтить, Марик, в комнате чисто, аппаратуры не держу.
– Береженого Бог бережет.
– Не удастся свинтить. Ни Викентию, ни тебе, ни мне.
– Катилина – это край.
– И для его людей мы – пустышки.
– А переиграть?
– Гудвина?..
Светлый долил в свой бокал коньяку. Приподнял.
– Раз так – за успех!
– Другого нам не дано.
Мужчины выпили. Какое-то время смотрели друг на друга молча.
– Марик, ты работаешь Дронова. Лично ты.
– Полномочия?
– Неограниченные.
– В том числе финансовые?
– В том числе. Но тебе ведь не курс рубля ронять, тебе с человеком работать. Реши сам.
– Люди?
– Твои и Викентия, ему они больше не пригодятся.
– Кто будет решать с Виком?
– Катилина. Вопросы есть?
– Один. Время начала операции?
– Уже пошло.
Девушка входит в кабинет, кладет на стол крепыша три папки и молча выходит.
Он открывает первую. Сшитая кипа бумаг и фотографий прикрыта плотным белым листом. На нем лишь одна надпись: «Аэропорт».
Открывает другую. Надпись: «Киллер».
Третью. Надпись: «Линда». Мужчина задумчиво смотрит на гладкую поверхность стола. Встает, подходит к стене, отодвигает панель, отпирает ключом железную дверцу. Еще одна, толстая, с цифровым механическим шифром. Очень аккуратно набирает в ячейках знаки кода. Едва касаясь кнопок подушечками пальцев.
Легкий щелчок. Мужчина замер, в полвздоха перевел дыхание.
В сейфе – единственная папка. Белая. Без обозначений или надписей. Так же чист и титульный плотный лист.
Переворачивает его. Крупная фотография мужчины, выходящего из дверей: государственного учреждения. Снимали скрытой камерой. Снимок – почти в полный рост. На другой странице крупно – лицо.
Мужчина, изображенный на фотографии, высок, плотен и, должно быть, очень силен. На вид ему под пятьдесят. В углу жесткого рта – тонкая сигара.
Светловолосый положил на стол фото Дронова. Левой рукой небрежно перелистал страницы. Все, что накопал в свое время Чирик. Плюс приморские дела.
– «Ты угадывай теперь, что за птица этот зверь», вполголоса произнес он считалочку Загудел зуммер оперативного телефона.
– Да?
– Служба наружного наблюдения… Только что доложили…
– Ну?!
– Объект потерян…
– Что?!
– Они потеряли объект. В метро. Сильные тонкие пальцы с хрустом разломили карандаш.
Глава 10
На случай надеяться нельзя, но нужно быть к нему готовым. Я и готовился.
Как Совнарком к войне с империалистическими хищниками.
Да, давненько не брал я в руки шашки… Знаем, знаем, как вы плохо играете… На что играем? На мертвые души…
А потому сижу в кресле-качалке и предаюсь ходе и неге.
Ушел я красиво.
Мои четверо «топтунов», невзирая на сравнительную малочисленность, вели себя корректно и профессионально. За три с лишним недели ходьбы по моим немонаршим стопам «хвосты» привыкли и к моему рассеянному ученому виду – приват-доцент гимназических времен с придурью, да и только. Для такого случая нашелся и берет, каковой я натягивал по самые уши, и плащ покроя а-ля Санкт-Петербург, и по библиотечным залам я хаживал в сереньком пиджачишке, узком в плечах и коротковатом конечно же при пуловере, а цветную рубашку с непомерно удлиненным воротом фасона «середина семидесятых» украшал умеренно потертый галстук-слюнявчик на резинке. Для завершенности образа порос бородкой и непрестанно извинялся, натыкаясь на людей, столы, стеллажи и стулья.
Судя по тому, что ко мне благосклонно относились старушки библиотекарши и гардеробщицы, а девицы на проспекте или в метро проносились, как курьерский мимо полустанка Большое Козлятино, в образ я
