тело в рваную тряпку. Егоров, дыша вполвздоха, притаился за осиновым стволом, прикинул расстояние…
Прыжок был как порыв ветра. Нож вошел в тело между пятым и шестым ребром; боевик умер мгновенно. Володя затаился, замер, прислушиваясь… Хорошо сорок, этих предателей, в тихом подлеске не водилось…
Аккуратно, с оттягом, взвел затвор автомата. Двоих он доставал отсюда, третьего — чуть передвинувшись влево. Ап!
Две короткие очереди слились в одну. Егоров мгновенно прыгнул в сторону. Третья очередь прошила снайпера, успевшего лишь развернуть винтовку…
— Квелые они какие-то… — произнес он вполголоса и потрусил осторожно вниз, держа оружие наготове.
Убиты. Все четверо. Чисто.
Егоров опустился, к коряге, внимательно осмотрел ее на предмет всяческих взрывчатых сюрпризов… Прихватил автомат Калашникова с подствольным гранатометом, снайперскую винтовку… Осмотрел трупы: как и следовало ожидать, никаких документов. Зато… У каждого — набор джентльмена-наркоши: шприцы, запаянные ампулки.
Сначала Егоров глазам не поверил, закатал рукав ближайшему… Ну да, на руке не просто трассы, вены сплелись в покрывшийся коростами клубок.
— Как четыре мышки да ловили кошку… — нараспев продекламировал он. И побежал обратно к машине, размахивая на ходу заимствованной у наблюдали сетчатой плащ-палаткой.
Наташа сигнал поняла. Он заметил, как две фигурки вынырнули из леса, разместились в машине, и та двинулась ему навстречу.
— Ну что? — спросила жена, приоткрывая дверцу.
— Четверо. Ждали нас с хлебом и финиками.
— Зачем? — не сразу врубилась Наташа.
— Наверное, надеялись, что присоединимся к пикнику.
— И что? — спросила теперь уже Аля.
— Все четверо ошибались, — пожал плечами Егоров, сел за руль и дал газ. Машина мчалась, набирая скорость.
— Проскочили? — с надеждой спросила Наташа. Егоров пожал плечами:
— Не думаю, чтобы они сюда воздушно-десантную дивизию сбросили.
— Володя, я серьезно.
— Спецназ. Но — бывший.
— Как это «бывший»?
— Наркоши.
— Кто?
— Наркоманы. Конченые. На игле не первый год. — Он выдохнул:
— Отмучились. — Повернулся к жене:
— Наташ, прикури сигарету, курить охота — сил нет.
— Курение вредит здоровью, — назидательно заметила Аля. — Папа, а мы что, в войну играем? Это учения такие?
— Ага.
— Здорово. Я пацанам в классе расскажу — не поверят. А дашь мне из автомата пострелять?
— С чего это? — А просто так. Все равно ведь холостые…
— Холостые… Женатые…
— Егоров, ты не ответил… — чуть понизила голос Наташа. — Мы проскочили?
— Наташ… Я суеверный. Как только…
— А вдруг впереди еще…
— Вряд ли. Думаю, вся группа — человек двенадцать — восемнадцать. И пару засад они наверняка оставили в лесу. К тому же…
— Что — к тому же?
— Только одна засада, у коряги, «стационарная». Первую они выставили, что называется, по ходу пьесы.
— Ну и что из этого следует?
— Ничего. Не говори «гоп», пока… Что это?! — испуганно вскрикнула Наташа, указав на промчавшуюся по земле тень. Потом они услышали гул.
— Вертолет должен уже ждать! С работающим двигателем! — Маэстро выключил рацию, поднялся по лесенке, разместился в кабине двухместного тренировочного «МиГа».
Пилот захлопнул колпак, проследил, чтобы Маэстро надел кислородную маску.
Приказ командира авиаотряда, конечно, закон, но выполнять его можно по-разному.
Пилот очень не любил синепогонников. Ладно, он устроит этому черноволосому весельчаку с ледяными глазами убийцы прогулочку, такую, что при одном слове «самолет» его будет выворачивать наизнанку!
— Готов? — спросил он застывшего на переднем сиденье Маэстро.
— Да.
— Машина — звэрь, слушает, — произнес пилот с нарочитым кавказским акцентом.
— Студэнтка, ка-амсамолка, наконэц, просто красавы-ца, — продолжил шутку Маэстро.
Пилот усмехнулся. Щас будет тебе и студэнтка, и комсомолка, и какао с чаем!
Ха-а-ароший краснодарский!
Взревел двигатель.
19 августа 1991 года, 12 часов 59 минут Пулеметная очередь вздыбила землю перед капотом. Егоров вжал педаль тормоза, машина пошла юзом, замерла, едва-едва не коснувшись смертоносных фонтанчиков.
Вертолет сделал уверенный заход и спокойно пошел на следующий. Автомобиль под «вертушкой» — все равно что одинокий волк в чистом поле. Егоров выровнял руль и дал по газам…
— Мы так в обрыв слетим… — спокойно произнесла Наташа. Настолько спокойно, что он мягко притормозил, оглянулся на жену: лицо было бледным, даже в губах — ни кровинки.
— Ты ранена? — встревоженно спросил Володя.
— Я в обмороке, — попыталась улыбнуться Наташа. — Но почему-то еще функционирую.
— Она помолчала секунду, спросила:
— Егоров, то была предупредительная очередь?
Тот подумал лишь мгновение. Ложь в такой ситуации — не во спасение.
— Нет. На поражение.
Наташа попыталась ободряюще улыбнуться:
— Ничего, прорвемся. — Но в глазах ее блестели слезы. — Егоров, это и есть «тихая операция»?
— Ну. Если бы была «громкая», на нас охотились бы штурмовики.
— Эти люди очень похожи на штурмовиков.
— Я имею в виду не людей, а боевые самолеты.
— Вертолет — тоже хорошего мало.
До спасительного подлеска было километра три. Егоров гнал машину как бешеный. И больше всего боялся застрять в какой-нибудь колдобине. Гул вертолета настигал.
Аля смотрела на отца широко раскрытыми глазами. В них застыл ужас, Егоров остановил автомобиль, выскочил, почти выпал из дверцы… Плотно вдавил приклад «Калашникова», поймал в прицел приближающуюся грозную машину и нажал «собачку». Вертолет резко забрал влево.
Очередь была бесконечно длинной, пока не опустел рожок. Егоров одним движением отщелкнул его, вставил Другой. Оглянулся: обрыв к реке был совсем рядом.
— Живо под обрыв! Обе! Ну!
Вертолет превратился в маленькую точку. Сейчас он развернется, и тогда…
— Ну!
