– Что-нибудь горячее есть? – спрашиваю коротко стриженного прыщавого паренька-буфетчика. Тот оглядел нас сочувственно, выдохнул:
– Водка.
– Давай. И зажевать.
– Пельмени…
– Валяй.
– Дрон… Я же за рулем… – слабо пытается возражать Ларин.
– Лучше быть пьяным, чем мертвым.
– Кто бы спорил…
От Велереченска мы отъехали километров двести. Первые минут двадцать Гриня уверял, что вообще-то печка – зверь, заработает… Потом замолчал.
Усаживаемся за столик. Их в забегаловке всего три, два – вроде как у двери, один – в углу. Выбираем, не сговариваясь, третий – в углу теплее, титан рядом.
Прикорнувший мужчинка – вряд ли нам помеха, ибо единственный госсекрет, которым я овладел за время поездки, – так это то, что лучший кандидат в президенты для нашей страны – Хрюша. Но делиться им не собираюсь, ибо болтун – находка для шпиона.
Стоило нам присесть, как спящий мужик немедля поднял голову, обвел нас вполне осмысленным взором и просипел:
– Пятьдесят грамм нальете?
Молча откручиваю голову «блондинке», плескаю в три стакана и свою дозу выпиваю махом. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха… Греть начинает чуть позже – значит, водка. О сертификате качества я у стриженого «метра» за стойкой справляться не стал: не «Абсолют», конечно, но мужик-то за столиком живой, да еще и очень «теплый»… Вот это нам сейчас и нужно – согреться.
– Дальнобойщики? – справляется мужик. К моему огорчению, от выпитой дозы он просто протрезвел… Я-то надеялся в тишине пельмешек пожевать под водочку и мирное сопение Ларина…
– Проезжие…
– В Москву?
– Вообще-то в Мехико, но компас посеяли…
– А-а-а… – Мужик понял, что с ним разговаривать не хотят… Но не обиделся – даже, наоборот, сочувственно как-то закивал…
Пельмени еще варились… Ларин разлил. Понятно, в три стакана.
Выпили.
Мужик просветлел лицом. Еще сто грамм – и он вообще отрезвеет и станет как огурчик. Малосольный.
– Я вижу, вы люди интеллигентные…
Вот уж нет. К кому себя не причисляю, так это к интеллигентам. Несмотря на два «верхних» гуманитарных, не считая попутного обучения умениям с навыками. Как говорил один идейный вождь, Вовик: «Интеллигенция – говно». Полностью с ним солидарен как раз в этом вопросе. А как иначе: именно эта гнусная сволочь, считающая себя то совестью нации, то квинтэссенцией культуры, то еще Бог знает чем, на самом деле просто паразитирует и вкусно живет, уютно тусуясь по своим журнальчикам, просмотровым зальчикам, обсуждая всякие завиральные бредни и пописывая всяческие воззвания, сиречь присоединяя голоса… Людишки, которые никогда ничего сами не создавали и не создадут, рожденные лишь для того, чтобы мусолить «страницы классики», судачить о «темном и безграмотном» народе, выливать помои собственных комплексов на души сограждан. Ибо людям действительно талантливым некогда страдать всей этой фигней – им бы успеть сделать, ведь жизнь много короче всего, что мы хотим в нее вместить…
Понятно, здесь я не имею в виду честных служилых работяг – учителей, врачей, преподавателей… И трудяг – актеров, ученых… Это об обслуживающей интеллигенции…
Как говаривал другой идеологический вождь, Геббельс: «Когда я слышу слово „интеллигенция“, я хватаюсь за пистолет».
Дурак он, этот Геббельс. Сразу видно: идеолог, а не практик. А чему нас учит практика как критерий истины?
А практика нас учит: оружие следует доставать только тогда, когда предстоит им работать. Ежели не собираешься, лучше, чтобы окружающие вообще не знали, что ты вооружен. И им приятнее, и тебе спокойнее. И полезнее. По жизни.
– Боже упаси, – отвечаю.
Ларин тоже поперхнулся коркой, глянул на мужичка раздумчиво…
– Да я… В том смысле, что… У вас ведь есть высшее образование?
– Обязательно.
– Гуманитарное?
– Когда как…
– Значит, я почти угадал. Кто вы по профессии?..
И чего я на мужичка взъелся? Несчастный он просто, паз сидит здесь об эту пору, а не дрыхнет дома в супружеской постели…
Что может быть горше одиночества?
Наверное, много чего…
Вот только… Если человеку не с кем стареть…
– Преподаватель.
– В высшей школе?
– В средней… Но оч-ч-чень специализированной.
– Да. Это теперь модно. А что вы думаете о теперешних делах? – Мужчина кивает куда-то вверх.
– Разное.
– Вы знаете, нужно ко всем событиям подходить с исторической точки зрения.
То есть – какое место занимает то или иное деяние, та или иная личность, тот или иной народ в контексте истории человечества.
– Не хватит… – мрачно констатирует Ларин.
– Что, простите?
– Водки не хватит – если в контексте…
Подходит буфетчик. Пельмени дымятся в двух плоских пластмассовых тарелках.
А я мечтал с водичкой, погорячее, да налить некуда. Век пластмассы, которая у нас по недоразумению считается «одноразовой»… Надеюсь, пандемии бытового ящура на этом пищеблоке избежали…
Эх, нет в мире совершенства…
– Тебя как зовут, парень? – спрашиваю буфетчика.
– Меня? – Глаза у него сонные. Стрижка под отморозка, а плечики узенькие под байковой клетчатой рубахой.
– Да.
– Марат. А что?
– Марат… Что ты думаешь о своей жизни в контексте мировой истории?
– Чего?
Сейчас этот «тормоз» мучительно соображает, «залупаемся» мы или дуркуем…
Нужно помочь процессу.
– Бутылочку водочки еще сообразишь? Лицо парня проясняется.
– Это – запросто.
– И пельмешек.
– Повторить? Две двойных?
– Три.
Парень двинул за стойку. Расплескиваем остатки. Гулять так гулять! Валяй мировую историю! По полному раскату!
Мы с Лариным придвинули тарелки и дружно заработали челюстями.
Мужик приосанился, собрал лоб морщинками:
