– Ничего…
За месяц Макбейн основательно пополнил свой русский язык. Некоторые русские слова были странны – как вот это «ничего», к примеру. Адмирал не сразу догадался, что в разговоре это означает не «nothing», a «not bad» – обычный ответ на традиционное приветствие: «How are you?» Гораздо труднее он объяснил для себя слово «везет». Или – «катит»… Кто? Кого? Куда?.. Оказалось, это эквивалент американского «lucky».
Впрочем, поскольку Макбейн был вроде бы немцем, да еще из Алма-Аты, его незнание нюансов русских идиоматических выражений выглядело достоверно.
За два месяца он узнал многое: где проживает мама Елены Подгорской, ее брат с семьей, ее одноклассники, ее родственники ближние и дальние… Макбейн побывал везде, и везде его ждал неприятный сюрприз: все места возможного появления Хэлен были под колпаком. Выход ему подсказал тот же жизнерадостный участковый…
– Москва – большая деревня, – как-то произнес он – При правильном подходе к делу свою работу можно выполнять или хорошо, или очень хорошо…
– Это ноу-хау? – искренне заинтересовался Макбейн.
– Это то, что лежит на поверхности, но не каждый замечает.
– Тогда это – открытие.
– Ага.
– Поделитесь?
– Секрета нет. Бабушки.
– Бабушки?
– Ну да. В каждом доме, новый он или старый, со двором или без, живут старушки. А у старушек есть свои лавочки. Перед подъездами. И эти старушки знают все. Про всех. И платить не надо – просто внимание проявить… Кто когда к кому приходил, кто с кем живет, кто что пьет и чем закусывает – все они знают…
– А ведь и наврут…
– Не всякое слово на веру… Да и одна – одно скажет, другая – другое…
Так картинка и сложится…
Макбейн думал. Только что этот полицейский, закончивший лишь какой-то технический колледж, высказал основы оперативно-аналитической работы, называемой «определение тенденциозности источника путем сопоставления независимых источников». Он нигде этому не учился, понял сам. Как выражается он сам – «догнал».
Теперь «догнал» и Макбейн.
– Владимир Евгеньевич… Я хотел бы попросить вас об одном одолжении… Вы сами понимаете, речь идет о десятках миллионов долларов, и у наследницы мог быть… соперники.
– С деньгами всегда так…
– Без денег – хуже… – Куда уж хуже…
– Мне необходимо увидеть девушку раньше других лиц. А у вас будет возможность проверить теорию практикой. Ну а платить… Платить нужно всегда.
Бесплатных пирожных не бывает…
– Что нового, лейтенант? – Капитан выглядел вполне довольным. – Ночь прошла не напрасно?
По виду капитана Зайцев понял, что у Алекса – точно не напрасно.
А у него?..
Не зная почему, он не включил систему на запись – просто слушал, о чем болтали девчонки. Но… Служба…
– Она появилась…
– Подгорская?
– Да.
– Ух… Ты не представляешь, как мне осточертело торчать здесь! Ты уже доложил?
– Пока нет. Чуть не пропустил, не был уверен, что она. Да и сейчас сомневаюсь…
– В чем? – Алекс смотрел в глаза Саше Зайцеву напряженно и внимательно.
– В точности идентификации. – Взгляда лейтенант не отвел. Все же он не сопливый пацан, чтобы его вот так вот «на вшивость» проверяли.
– Если она – это уже не наша забота. Пусть обставляют «топтунами» и разбираются сами. Лично меня от этой хаты уже тошнит.
Капитан подошел к телефону, набрал номер:
– Скажите, в вашей химчистке принимают женские шерстяные костюмы?
– Да.
– У моей жены совсем новый, но пятно поставила вчера вечером.
– Мы выводим и пятна. Приносите.
Свиридов повесил трубку. На лице его было написано полное удовлетворение – наконец-то он избавился от надоевшей работенки. А лейтенанту вдруг стало абсолютно ясно, почему тот до сих пор капитан. И майором не станет никогда.
Баба Таня набирала номер медленно, сверяя с бумажкой каждую цифру. Трубка прогудела двумя короткими гудками и отозвалась:
– Участковый старший лейтенант Костин.
– Михеич? Это баба Таня. Из семнадцатого дома, что по Бронной…
– Как здоровьице, баб Тань?
– Слава Богу, слава Богу… Ты припоминаешь, про девчонку меня пытал и фотокарточку еще показывал?..
– Да?..
– Вроде нашлась она, пропажа-то.
– Видела ее?
– А как жись…
– Где?
– В гости вчерась ввечеру приехала. К этой студентке, ко Князевой… Ну в ту квартиру, где раньше этот бобыль жил, Радислав Анатольевич, он пил еще шибко – царство ему небесное… Нумер-то квартиры его я запамятовала…
– Двадцать четыре.
– О, в точку. На одной площадке с Елизаветой Карповной, у ней – двадцать первая…
– Чего замолчала, баб Тань?..
– А… все… У ее, у этой Князевой, видать, и заночевала. Может, родня?..
– Спасибо, баб Тань.
– Да это тебе, Михеич, спасибо. Если б ты этих алкашей не урезонил, не подъезд бы у нас по ею пору был – сплошное безобразие. А ныне – тишь да благодать… Да и где это видано – от собственных деток бегать? Ты уж эту, прости Господи, определи куда следовает… А то много щас их таких развелось – наплодят, сдадут по детдомам, а сами летают, что твои ласточки, – ни стыда ни совести… А одета она сама справно – видно, что в нужде не сидит, а детей, вишь, на шею государственную подвесила… Не люблю я этаких, не люблю…
– Разберем мы ее, баб Тань, как положено.
– Уж разбери. Только чтобы и по совести – баба все ж, еще осознает, что такое детки…
– Ясное дело.
– Ну и до свиданьица. Коли надобность какая служебная будет, ты скажи, я-то завсегда. Помоложе была – всегда в дружинницах ходила. И – порядок был.
– Будь здорова, баб Тань.
Старлей закурил, набрал номер. На душе было хорошо. Что-что, а на юг они с женой в этом году поедут. Да и ребятишек свозить нужно – а то каждую осень сопли да ангины. Пусть погреются…
– Алло…
