– Тогда нырну.
– Я уже донырялась. Глотку дерет – сил нет.
– Весенняя ангина – самая противная.
– Не, летняя. Я как-то, в Приморске еще, перекупалась в июне, ходила, из носа текло – и это в жару-то! Полотенце – в шкафчике.
– Ага.
Лека разделась, забралась под душ, пустила воду сильной струей из крана и одним движением переключила. Ледяная вода обрушилась разом, на миг перехватило дыхание, но девушка задышала ровно и ритмично…
– …Папа, я не хочу!..
– А на охоту поехать хочешь?
– На охоту – хочу!
– А для этого нужно закаляться.
– Это мальчикам нужно, а девочкам – нет.
– Девочкам как раз обязательно! Мальчиков, тех и так возьмут.
– Мне под холодную нельзя. Ангина будет.
– А ты – визжи!
– Визжать?
– Ага. Ангина испугается и не пристанет. Папа опустил девочку в широкую ванну, пустил воду, постепенно делая ее холоднее…
– У меня уже ноги как льдинки.
– Зажмурься! – Папа переключил воду, и она обрушилась разом.
Девочка оцепенела, у нее перехватило дыхание. Открыла глаза, вздохнула всей грудью – водопад прекратился. Отец выхватил ее из ванны и стал быстро и ловко вытирать жестким полотенцем, потом надел на ноги колючие шерстяные носки и завернул в теплый махровый халат.
– Замерзла?
– Нет. Мне даже жарко.
– Это от тебя ангина улепетывает.
– Но я же не визжала.
– А смелых девочек эта тетка боится больше всего.
– А я – смелая?
– Ты такая, какой хочешь быть.
– Я хочу, как Элли. Она ведь ничего не боялась.
– Наверное, боялась. Только не показывала свой страх.
– И он тоже убегал?
– Да.
– Вообще-то я иногда боюсь. Темноты. И – злых чудищ. Но когда я вырасту, то не буду никого бояться. Правда?
– Правда…
…Лека вытерлась насухо и закуталась в полотенце. На охоту она в тот раз так и не попала – отец срочно уехал в командировку. Зато стала привыкать к холодной воде. И «тетка ангина» как убежала тогда, так больше и не вернулась…
Вот только «злых чудищ» меньше не стало. Да еще таких, что и от людей-то не отличишь…
– Классная у тебя квартирка… – Лека сосредоточенно намазывала джем на кусочек хлеба.
– Дядя Володя подарил.
– Мамин брат?
– Ага. Только мне здесь уже надоело. К морю хочу. Слушай, а чего ты делала в этом своем Минске пять лет?
– Так говорила же – замужем была. – Не мудрствуя лукаво для сестренки Лека придумала «замужество». За белорусом. Тем более для девчонки что Минск, что Акапулько – где-то на другой планете.
– И нигде не работала?
– Так… По мелочи.
– Папа оставил что-нибудь?
– Доброе имя. И – что-нибудь.
– А чего развелась?
– Долго рассказывать… Как-нибудь потом.
– Ты… Ты Дронова помнишь?
– Чуть-чуть…
– Он ведь тоже сейчас в Москве. В каком-то банке работает.
– В банке?
– Ну да.
– Финансист?
– Да нет, что-то по информационным системам. Он два года назад в Приморске в такую заваруху угодил – еле выкрутился.
– А ты его видела в Москве?
– Несколько раз, мельком. Он квартиру себе новую купил. На Юго-Западе.
Вообще-то надо как-нибудь собраться… А еще лучше – к морю махануть! У нас сейчас, в Рыжановке дом совсем пустой стоит, соседка за ним присматривает. Ты-то чего собираешься делать?
– Не знаю. Осмотрюсь пока. Я ведь вчера домой забежала – мама на даче, а к брату ехать… Решила – к тебе.
– Это правильно. Живи сколько хочешь, а то мне одной скучновато бывает…
– Так уж и одной…
– Ну, не всегда… Только – надоедает все быстро. Чего сегодня делать собираешься?
– По Москве погуляю. Давно не была.
– Давай. А я поболею. Книжку буду читать.
– Какую?
– Ремарк. «Три товарища».
– Самое время.
– Ага. Эта Германия тогдашняя на нас очень похожа.
– Не дай Бог…
– А почему – «самое время»?
– Возраст. «Три мушкетера» – для четырнадцати лет, «Три товарища» – для восемнадцати.
– Да?
– По жизни потом – важно. Написано по-разному а тема – одна.
– Любовь?
– И смерть. Но главное – не в этом.
– А в чем?
– Береги честь смолоду.
– Девичью? – хмыкнула Юля.
– Человеческую.
Сижу в кресле-качалке с книгой в руке. И – думаю. Ибо нет ничего нового под солнцем, и чтобы жить достойно, нужно знать – как. А если знаешь – не грех и повторить. Открываю…
Н.Ф. Плаутину
«Получив от Вашего превосходительства приказание объяснить вам обстоятельства поединка моего с господином Барантом, честь имею донести Вашему превосходительству, что 16 февраля на бале у графини Лаваль господин Барант стал требовать у меня объяснения насчет будто мною сказанного; я отвечал, что все ему переданное несправедливо, но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такой же колкостью, на что он сказал,
