через пустыню. Молодой мужчина, укутанный в джеллабу[7], загорелый, с короткой, выгоревшей на солнце бородкой, тем не менее совсем не походит на араба: выдающиеся скулы, прямой нос, коротко остриженные мягкие волосы – все выдает в нем славянина. Он едет в джипе, замыкающем караван…
Израильские «миражи», истребители-перехватчики французского производства, появились со стороны солнца. Первый ракетный залп был страшен: два мощных взрыва разметали караван, люди побежали врассыпную, но самолеты вернулись… Заход, еще заход… Крупнокалиберные пулеметы вспахивали песок рядами трасс, разрывая на части тела затаившихся и убитых…
Мужчина зарылся в песок рядом с разваленным на части, догорающим «ЗИСом»…
Наконец «миражи», израсходовав боекомплект, развернулись и ушли на базу…
Мужчина поднял голову. Оглушенный, он оглядел воспаленными глазами место побоища. Из более двухсот бойцов, подготовленных в иорданском лагере, в живых осталось человек семь. То, что налет спланировали по заранее намеченной цели, было очевидно.
Оставалось только вычислить «крота». Мужчина поглядел в сторону – и увидел город. Несколько легковых машин нетерпеливо застыли на перекрестке, регулировщик в белой форме и пробковом шлеме устало и раздраженно помахивал жезлом…
Ухнул взрыв, горящую машину приподняло на месте, она грузно перевернулась вверх днищем. Белый город, застывший в колышащемся мареве, исказился, словно на расплавленной кинопленке, и пропал.
Из-под груды песка вылез чумазый водитель «ЗИСа» с обгоревшим лицом и веселыми, белыми от пережитого страха и возбуждения глазами…
– А знаешь, Серега, – толкнул он в бок мужчину, наплевав на звания и ранги, – для того, чтобы здесь выжить, нужно просто исчезнуть!
…Мужчина нажал клавишу магнитофона… Для того, чтобы выжить, нужно исчезнуть… Исчезнуть.
– Центурион вызывает Стратега.
– Стратег слушает Центуриона.
Глава 35
«До выборов осталось столько-то дней», – сообщают теперь по многу раз на дню все информационные телепрограммы, сопровождая свой календарь тревожной звуковой отбивкой. Словно считают дни не до выборов, До конца света. Слово «рейтинг» от частого употребления и связанных с ним глаголов колебательного характера-поднялся, упал – приобрело какой-то эротический оттенок. Люди полушепотом спрашивают друг друга «что будет после шестнадцатого?..» Возьмем на я смелость утверждать, что семнадцатое!
«А теперь – о погоде. В Москве – необыкновенно тепло для такого времени года. Специалисты утверждают, что солнечная, активность в этом году повышена, но никакой опасности для здоровья людей не представляет…»
То, что происходило внизу, Макбейну не нравилось, Совсем не нравилось.
Большой закрытый фургон остановился во дворе. Водитель вышел, скрылся в подъезде – возможно, просто работяга приехал обедать. Возможно… Еще один фургон остановился у канализационного люка. Вышло трое ремонтников. Огородили люк, открыли. Один – спустился. Оставшиеся двое – довольно бестолково шатаются вокруг, курят, снова шатаются… Хотя Макбейн привык к подобной работе русских, но что-то ему в этих ремонтниках «не показалось»… Еще одна машина подъехала, тоже закрытый фургон. Вышедшие из нее пятеро людей через несколько минут оказались на крыше. Их неспешная возня вокруг телеантенны была умилительна: уж очень простой «прибор», чтобы имитировать работу в течение уже больше часа…
Тем более, что «трудились» только двое; остальные шатались вдоль края крыши, время от времени что-то там прилаживая… Приглядевшись, Макбейн заметил колесики, с помощью которых можно за секунду спуститься на любой этаж…
Подъехал «БМВ» с затемненными стеклами, постоял, исчез… А по улице уже четырежды проехал неприметный старый «москвичек»…
Ни прохожие, ни жильцы ничего не замечали… Через пятнадцать минут появилась бабулька с ведром, за ней – другая… Увидев ремонтную машину, соседки покорно потопали к чудом уцелевшей колонке… К ремонтникам добавилась еще одна машина. Из закрытой фуры «рабочими» был извлечен шланг и опущен в канализационный колодец… Макбейн посмотрел на часы. Три пополудни. Солнце заливало светом московские улицы, с трудом пробиваясь сквозь марево невесомого полупрозрачного смога… От него очертания зданий уже в километре казались размытыми, словно это был мираж.
Макбейн незаметно покинул балкон. Он не был ни профессионалом-сантехником, ни профессионалом- телеремонтником, а потому коллег узнал сразу. Планировалась спецоперация. И если в этом доме не живет местный дон Корлеоне или теневой Кеннеди, то направлена она…
Макбейн хотел бы надеяться, что Хэлен научилась хоть чему-то, но в то же время понимал, что девушке противопоставить спецам такого уровня просто нечего… Крупнокалиберный «пара-ордананс» – слишком слабая зашита от профессионалов, расставленных в соответствии с отработанным до автоматизма планом… И все же это лучше, чем никакой…
Мужчина раскрыл тяжелую кожаную сумку. Помимо снайперской винтовки, теперь установленной на балконе, в ней умещался бесшумный «АС» российского производства, два «смит-и-вессона», несколько усиленных пластиковых мин типа «клеймор», начиненных стальной шрапнелью, и около килограмма плаксида. Макбейн разложил оружие и боеприпасы. Взрывчатки, естественно, хватит, чтобы в клочья разнести полдома, в котором он сейчас находится… Но вот кем-кем, а самоубийцей адмирал никогда не был. И еще – он был профессионалом. И не желал, чтобы посторонние как-то пострадали от чужих разборок… Хотя – чужой войны не бывает…
Советник сидит за столом и сосредоточенно рассматривает черную матовую поверхность. Берет пачку бумаг.
«Визит Президента в Чечню намечен в этом месяце. Из информированных источников стало известно, что один из лидеров боевиков готовит террористическую акцию. Вместе с тем полномасштабные теракты готовятся в Краснодарском и Ставропольском краях. Покушение на Президента может быть вполне реальным. Хотя председатель правительства Чечни заверяет, что положение в республике в целом нормализовано, на юге идут упорные бои; реальное влияние сепаратистов в республике нельзя недооценивать. Ну а любой масштабный теракт на территории России приведет просто-напросто к поражению Президента на выборах… или к отмене самих выборов».
Советник вынимает сигарету, подходит к окну, смотрит на кремлевские звезды.
Силуэты башен размыты в жарком колеблющемся мареве, кажется – небольшое дуновение ветерка, и они пропадут. Словно мираж…
– Ну и жара! – Лека тяжело вздыхает, приподнимается с табуретки. – И воды, конечно, нет! – Девушка беспомощно смотрит на кран, из которого раздается лишь шипение. – Вот, блин!
– Слава Богу, не в Америке живем…
– Да уж конечно…
– Не иначе как диверсия. Перед президентскими. Ты в далеких палестинах подзабыла, а у нас во всем всегда виноват Главный. Особенно – в невыплате зарплат, перебоях с подачей воды, света и обязательно – в засорении канализации.
– Тогда у нас вся страна – диверсанты!
– Ага. А также – шпионы и реставраторы капитализма.
– Вообще-то во рту сохнет. – Лека тяжело вздохнула.
– Много выпила накануне?
– Да нет… Ты знаешь, у меня во рту сохнет, когда опасность… Тревожно что-то…
– А кому сейчас спокойно? Год такой. Високосный. «Весна опасна и несносна, как високосный у виска, как взгляд расчетливо-раскосый, как бесприютная тоска…» – процитировал я пришедшую на память стихотворную строфу.
