полакомиться «комиссарским телом». И все же хороша Маша, но… Что не наша, даже и хорошо!
Вопрос о маньячестве я решил не заострять, замять для ясности, зато на другие отвечать обстоятельно, с легким налетом грубости, дабы расставить акценты и возвратить девушку к реалиям: не леди Диана, а нашенская деваха, а потому нечего орать «изнасиловали», когда трупов полна светлица.
– Ну, во-первых, мадемуазель, нужно было не строить из себя целку в свое время, как мудро заметил один из покойных, а
– Нет, – тихонечко, как выдохнула, произнесла Ольга.
– Вот так. Мораль: с кем поведешься, от того и огребешь. Надеюсь, у тебя нет иллюзий насчет дальнейших действий твоих заклятых дружков, буде они вживе?
– Какие тут иллюзии! Выпотрошили бы, как зайца в мясной лавке, да выбросили.
Ну что ж, это речь не мальчика, но и не девочки. Насчет ее пролетарского прошлого я был прав. Это сближает: трудное детство, деревянные игрушки, речевки в пионерлагерях: «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!» А все же любопытство гложет, и я интересуюсь как можно невиннее:
– Кстати, велика ли сумма аудиторского спора, – киваю на трупы, – что школьные дружбаны так вызверились?
– А твое какое дело? – сразу насторожилась Ольга, невольно отодвигаясь. – Хочешь продолжить дело павших и прокачать меня до донышка?
Пожимаю плечами:
– Да нет, я мирный.
– Любой нищий пес в одночасье становится оч-ч-чень злобным выродком, чтобы скачать бабки, если есть с кого! – выпалила она, но не испуганно, а с той презрительно-брезгливой барской интонацией «хозяйки жизни», какую наши новые унаследовали частью от партбоссов босоногого детства, частью – от кальвинистского комплекса собственной избранности, даже если они и слыхом не слыхивали о Жане Кальвине и тогдашних швейцарских скупердяях с их скопидомством, кострами, охотой на ведьм и неуемной гордыней.
– Вот что, барышня… – начал было я душеспасительную речь, желая деликатно, ноготочком, сбить чуток спеси с оклемавшейся дамы, но она не дала говорить, перебила: видно, виски у шотландцев по- прежнему презентабельное и скорое на приход:
– Он, видите ли, «ми-и-ирный»… Ты рассуждаешь, как слаборазвитый кретин-интеллигент, способный лишь слюнявить «страницы классики», не в силах родить и путной строчки, и выпендрежно поливать власти за все и вся, пугливо сторонясь любой ответственности… Притом, что эти задроты не способны ни себе на портки заработать, ни жене на прокладки, ни детям на леденцы. А что до тебя… Лукавишь? С такой мертвой хваткой и навыком стрельбы из нетабельного оружия ты должен в «мерсе» раскатывать, а не от сержантов ночами на своих двоих улепетывать! Нет?
– Дед. И бабка при нем. Старая, но сексапильная.
Лекция о пользе денег и вреде безденежья, какую дама пытается закатить, еще никого умнее не сделала. Перевоспитывать же «отравленную» несчетным количеством зелени сестренку ввиду шести остывающих трупов я почел делом пошлым до крайности и бесперспективным до умозрительности. Потому возвращаюсь к своим «баранам» и подвожу к ним же пылающую благородным негодованием Ольгу:
– Вот что, барышня, я вижу, ты вполне отошла от шока, пора и хозяйством озаботиться.
– В смысле?
– Мне до полной луны, куда вы с братцем Серегой зарыли свои денюжки, но пора бы и ноги делать… А уж как с трупами быть – ума не приложу: холодильник в вашенских апартаментах вместительный?
Ольга поскучнела лицом, как любая женщина, какую после рюмки бодрящего виски и разговоров о Марке Шагале и поэзии Бродского отправили на кухню отмывать тарелки от оставшейся после интеллектуального собрания селедковой требухи.
Но грусть ее прошла скоро.
– Да, надо сматываться, – по-деловому подхватила она. – Ты можешь ходить?
– Если не в поход…
– До машины добредешь?
– Должен. Опираясь на могучее плечо прекрасной дамы…
– Хам!
– Разве дама не прекрасна?
– Я что, девушка с веслом? Плечо у меня вполне изящное!
– Да кто спорит!
– О’кей. Пошли одеваться, потом едем к доктору. Виски захвати с собой.
Ого, у Ольги прорезался командный голос – это обнадеживает. Сесть себе на голову я все равно не дам, а ее руководящее положение меня даже радует: что делать бомжу в розыске в чужом городе с наперекосяк расквашенной харей, ножевым ранением в бедро и без копейки денег? В «Скорую помощь» обратиться?
Приоделся я быстро. На этот раз я совсем не стеснялся: втиснул во вместительную спортивную сумку пару пиджаков с барского плеча, куртку, полдюжины рубашек, пару свитеров. Подобрал себе и широкие удобные штанцы от хороших производителей, малость вышедшие из моды, зато и не шире моей талии: братан Серега пару-тройку лет назад был поподжарее и, видимо, похищнее. Урона бюджету дона Флора я не нанес никакого; да и имею я право на материально-моральную компенсацию ввиду вызволения единокровной сеструхи из грязных аморальных лап? Уж про зелень, так и оставшуюся лежать в неведомых мне тайниках, вообще молчу.
Экипировавшись на совесть, не поленился подобрать стреляющие железяки у поверженной стороны. М-да… Кто знает, сколько «грязи» налипло на стволах?.. Невзирая на то, что ношение паленого арсенала к имеющимся у меня на сей час грехам не прибавит ровно ничего и вышак мне выпишет любая из играющих команд, не дожидаясь решения суда и прочих бюрократических проволочек, металлолом этот полагаю не лишним забросить куда-нибудь в глубокую речку. Себе же оставляю дареный Ольге «спенсер», махонький, как пачка «Бе-ломора», и убойный, как гаубица. Благо патронов к нему – цельная пластиковая коробка. К тому же пистолет типовой, с фабричной нарезкой под глушитель, который я заимствую со ствола одного из покойных рэкетиров; глушак тоже новехонький, в работе не был. Примеряю: красиво, изящно, хорошо.
– Ну что, двинули? – Девица Ольга объявилась из глубин апартаментов при полном параде и прикиде: подумать только, какие чудеса может сотворить понимающая женщина с помощью хитрой ненашенской кос-метики! Только что была побитая деваха с обширным лиловым бланшем под глазом и распухшими губами, теперь… Теперь – деловая дама в стиле а-ля Маргарита Тэтчер, разумеется, с ровным слоем штукатурки, но на синячок – лишь полнамека: так, веки припухли у барышни после бурно и нетрезво проведенной ночки. И губы – тоже пухленькие, но не от побоев – от любови безудержной и страстной. Короче, не женщина, а красота-загляденье сплошное.
Ольга улыбнулась едва-едва, отметив мой просветленный взгляд:
– У тебя, Олег, повреждения на личике куда как конкретнее. Задрапировать вчистую не удастся, а косметику я тебе наведу после доктора, лады?
Чего тут спорить? Хозяин барин, ну а хозяйка в таком случае – барыня.
– Ну что, готов?
«Как юный пионер!» – готов был я выкрикнуть, да некая несуразность мне во всем этом почудилась. Обозрел помещеньице, вопросил уныло:
– А жмурики?
– Будь спок. Васятко о них позаботится.
– Кто есть Васятко? – придирчиво проскрипел я: мне совсем не улыбалось накрепко увязнуть в здешних разборках-переборках. У них своя свадьба, а мне бы холостым остаться при такой пьянке. Или, как формулируют заинтересованные дамы: свободным муж-чиной.
– Он как раз и есть работник лопаты и заступа.
