деревенском хозяйстве он не знал ровно ничего, хоть и снял фильм о жизни хуторян.
К счастью, Лариса умела не только на пишущей машинке стукать да укладывать локоны. Нет, гиацинтовая красавица вовсе не была столичной штучкой, а выросла на хуторе и в большом городе очутилась намного позднее, чем Герман. Она помнила головой и руками деревенскую работу и, не боясь потерять их ухоженность, охотно включилась в хозяйство. Батрак остался в имении. Вскоре понадобилось нанять еще нескольких, а спустя полтора года хозяин проводит в курятник электричество; о таком уровне благосостояния старый хозяин и не мечтал.
Отец был бы доволен, думает Герман. Лихорадка первого времени, когда он не умел отличить рожь от овса и кобылы от мерина, сейчас кажется смешной, а собственное превращение в хуторянина выглядит очередной авантюрой.
И весьма удачной.
Сына назвали Карлом, в честь деда. У него такие же кудрявые волосы, как у Ларисы, только темные — в отца. Мальчик пока не выше лопуха, но Герман читает газеты и серьезно обдумывает, в какую школу его определить.
Газеты вселяют тревогу: немцы заняли Польшу, и похоже, что на этом не остановятся; Англия и Франция вступают в войну. А война всегда бьет по карману, и те, у кого он не пустой, должны позаботиться, чтобы и впредь так оставалось. Тем более когда есть кого обеспечивать, думает он, стягивая перед зеркалом воротничок на загорелой шее. Пора купить модный костюм.
В Городе он проводит несколько недель, но за этот скромный отрезок времени его банковский счет стремительно тает. Покупку модного костюма празднует в гостях у кузена и, отхлебывая кофе, с любопытством присматривается к детям: хмурой смуглой девочке лет десяти и улыбчивому блондину- сынишке: какой большой! Да, Герман, Левочке уже семь; вот и твой таким будет через три года. Время быстро летит.
Как быстро летит время, видно по детям. Этим лирическим рассуждениям он предается в поезде. Купленный костюм томится в чемодане, а Герман одет немногим лучше батрака, в застегнутую доверху куртку из грубой ткани, которую не снимает, хоть в поезде тепло.
Приехав домой, первым делом подкидывает в воздух Карлушку — кудряшки взлетают с визгом, — после чего переодевается, бережно разгружая карманы старой куртки.
Деньги?
Нет: бриллианты. Чистейшей воды — куда там слезе! — в замшевых, мышиного цвета мешочках, прямо от ювелира.
Рассвет следующего дня застает его в кленовой аллее, ведущей в сторону кладбища, где покоятся родители. Здесь, под кронами — никаких ассоциаций с рестораном — пусто и безмолвно. Герман отсчитывает четыре шага, по числу Карлушкиных лет, от любимого отцовского дерева и берется за лопату. Жене он ничего не говорит, да и вообще становится все больше похож на кузена.
Следующий год подтверждает дальновидность этого поступка, заимствованного у героев Дюма. Национализация банков, как большевики называют откровенный грабеж, не лишает Германа душевного равновесия, чего нельзя сказать о жене. Ее успокаивает весомое слово «инвестиции», а на вопрос, куда вложен капитал, Герман отвечает: «В землю. Это надежно».
С правительством между тем происходят настолько диковинные метаморфозы, что Герман откладывает газету и берет в руки скрипку. Под музыку Вивальди легче обдумывать выбор школы для сына. Например, в Швейцарии. Поселиться втроем в скромном пансионе…
Новая авантюра вызывает решительный протест жены. Куда, в воюющую Европу, с ребенком?! Да и как туда попасть, в эту безмятежную от своей нейтральности Швейцарию, сквозь войну?
Герман деловито прикидывает и обнаруживает только один способ: примкнуть к репатриирующимся немцам. Отложив скрипку, пишет свое имя на немецкий лад. Впрочем, комиссию по делам репатриации волнуют не имена, а цифры: Третьему рейху нужны люди. Это успокаивает: никто не обратит внимания на русскую фамилию Ларисы. Это же и тревожит: вряд ли ответственные за репатриацию позволят будущим гражданам Германии расползтись, как тараканам, по дороге. И что значит: «нужны люди», если не для того, чтобы воевать? — Нет, слуга покорный.
Эмиграция?.. Скрипка замолкает. Куда, да и что делать с имением?
Сдать в аренду, предлагает Лариса.
Президент, выступающий по радио, объясняет, что советские войска вступают в республику с ведома и согласия правительства: «Я останусь на своем месте, вы оставайтесь на своем».
Герман думает о кленовой аллее и соглашается с президентом, который через два дня перестает быть таковым.
Экстренный приезд к кузену и ночной разговор только подтверждает его решение. Коля признается, что отошел от партийной деятельности, но готов подтвердить принадлежность брата к ячейке: «Ты помнишь, я за тебя поручился?» Герман качает головой: авантюрист — да, но не аферист; он не ставил на эту лошадь.
…Когда люди не могут найти решение, вмешивается судьба.
Или другие люди, что и совершается 14-го июня 1941 года. Герман с семьей уезжает, но отнюдь не в Швейцарию, а на Дальний Восток, и не в качестве немецкого репатрианта, а «кулаком» и «буржуазным элементом».
На новом месте он устраивается продавцом в продуктовом ларьке, который по площади сильно уступает его курятнику. От покупателей нет отбоя: сосланные, как он сам, заключенные, вольнонаемные. С помощью других ссыльных ему удается «нарастить» ларек, превратив его в тесный, но теплый магазин. Из бракованных бревен делается пристройка, где покупатели могут посидеть за грубыми дощатыми столами и распить бутылку.
Завмаг на хорошем счету как у ссыльных, так и у начальства. Вечерами, когда покупателей меньше, играет на скрипке «Амурские волны», «Синенький скромный платочек…» или что-то совсем уж печальное и красивое… Играет и «Боже, благослови отчизну», как некогда в кабачке «Под кронами». Тех, кого привезли оттуда в товарных вагонах, узнать легко: они слушают стоя. А среди сидящих находится благонамеренный, который и сообщает по начальству, но узнать его трудно, так как сидящих много.
Как и стукачей.
И загреметь бы Герману на Колыму, если бы фортуна опять не простерла над ним свое крыло. Следователь, который вел допрос, оказывается его соотечественником: из тех, кого называли — одни с гордостью, другие с трепетом — «меткими красными стрелками». Революционный стрелок заметил странную закономерность: в один прекрасный момент стрелы начинали лететь по законам бумеранга. Заметив, ужаснулся; остался на своем посту, но не зверствовал. Строго предупредив Германа, отпустил обратно в магазин, ограничившись конфискацией скрипки.
В честь окончания войны скрипка возвращается к хозяину, и Герман исполняет все дозволенные законом и временем мелодии. Карлушка ходит в школу, в третий класс; жена, занятая домом и огородом, ухитряется помогать Герману в магазине. Пышные завитки ее волос посветлели, точно припудренные.
Как ни парадоксально, время в ссылке супруги единодушно считают благоденствием. И не только они, но и все, кто сумел выжить. Конечно, рано или поздно догоняла странная, необъяснимая тоска: то во сне увидишь старинную ратушу из города юности, то запах смолы от бревен напомнит родные рыжие сосны и матовую сизую траву дюн.
Пора домой?..
Из тысяч высланных тысячи проделали путь только в один конец.
Герман едет первым. Он возвращается домой, как тогда, после ресторана «Под кронами», после суда. Его никто не встретит в усадьбе, даже преданный батрак. Тем более что над входом виднеется надпись «Начальная школа» на знакомом языке. Вокруг неизвестные безликие постройки и шаткие плетни. Не нужно ни заходить, ни даже смотреть туда; повернуться спиной и пойти прямо по кленовой аллее, что ведет к кладбищу.
Аллеи нет.
Герман находит несколько кленовых деревьев и много пней, по которым невозможно отыскать
