свободы на десять лет с конфискацией всего имущества. Потому сам и следил за сбором колосков, сам пересчитывал детские фигуры, то и дело наклонявшиеся за драгоценной добычей — ни дать ни взять клюющие журавлята — и сам же принимал собранный «урожай».
Все для фронта, все для победы.
Терентий Петрович не мог уберечь их воюющих отцов — он руководил колхозом, а не войной, — но он пытался сохранить детей, а разве не это самое важное для фронта и для победы?
Нет, председатель не выписывал детям трудодни, он не имел права это делать; зато он мог их накормить.
Накормить досыта.
Почти досыта.
Из собранных колосков мололи муку и варили похлебку, прямо в школе, и председатель Овчинников сам снимал пробу, хороша ли.
Смачно, говорил он Ирине, дуя на ложку, а только чего-то не хватает. Какая ж ты стряпуха, если сама не распробовала?
Чего могло там «не хватать», если, кроме муки да кормовой свеклы, в этом вареве не было ничего?..
Зато дети были сыты.
Почти.
Тогда, пятнадцать лет назад, она не задумывалась, по какому острию ходил председатель Овчинников, а попросту — Терёха Моргатый, и многие ли знали о его хитрости, которую правильней было бы назвать Соломоновой мудростью: в голодное военное время обойти волчий закон мирного времени.
Колоски — это тоже «Заготзерно».
…Сын раздражается всякий раз, когда она спрашивает: ты помнишь колоски, Левочка? Бурчит сердито, не отвечает. Закуривает. Не хочет вспоминать, потому что это — война и голод. А помнишь председателя, он еще так моргал все время? Ты должен его помнить, как же!.. А Немку, не успокаивается бабушка, что у вас в школе учила? Она ко мне все ходила, когда я с малярией лежала, траву варила; а хинина в Михайловке не было…
…Опамятовавшись от оранжевого пожара, Ира продолжала говорить с мужем и умолкала на полуслове, видя рядом женское лицо. «У меня все Коля мой перед глазами, — она поперхнулась, — рассказываю, как мы тут голодаем». Лицо Немки сделалось неподвижным. Вскоре она поднялась и вышла.
Кто ей была эта Немка? Никто; чужой человек. Да только если б не она, не пришлось бы сейчас о пенсии думать. Тот горький отвар и поставил на ноги.
Да похлебка из колосков.
Нет, есть Ирина не ела: как можно, от детей? Зато председатель несколько раз давал брюкву и картошку, присовокупляя непонятные слова: «В счет трудодней». На ее робкий вопрос: «Это сколько же?..» — никто не мог дать внятного ответа.
Решила спросить у Немки — как раз вместе возвращались из сельпо. Но не спросила, а неожиданно для себя призналась, как пугала ее зимой эта дорога и пустая замерзшая степь вокруг; и про волков рассказала.
— Что ж, — улыбнулась Немка, — молитва помогла или спички?
— Молитва всегда помогает, — ответила Ирина, — как не молиться, за хлеб насущный?
— А говорила: «голод», «голодаем», — отозвалась та после долгого молчания, — разве это голод, когда ты хлеб в руках несешь?
— А что же, как не голод? — Ира заплакала и рассказала, как съела зимой весь хлеб одна. — Дома дети, голодные! Ждали меня, ждали… А у меня в банке пшенички — чуть, полгорстки, да две картошки. Сварила…
Шли молча.
— Крупу надо без соли варить, совсем, — строго сказала Немка.
— Как же? Тогда вкуса никакого…
— Зато пшено разваривается, и у тебя намного больше получится, чем с солью. А соль потом добавь, когда готово.
Когда подходили к Михайловке, Немка придержала ее за рукав:
— Пойдем, я тебе покажу, — и не оглянувшись повернула влево, к балке, как здесь называли старый овраг.
Стояли у края, глядя на густой, жесткий даже на глаз, кустарник, расползшийся по дну оврага. Немка курила самокрутку, глядя вниз. Потом заговорила, и прервать ее было немыслимо.
Женщина повернулась к Ирине: «
Война была — сегодня.
А то, что похоронил в себе овраг, случилось еще раньше, в мирное время, и в той стране, где
А как же овраг? Люди, евшие — Господи, помилуй! — собак и червяков?.. Председатель, у которого вся семья умерла голодом? То немногое, что Ирина узнала, было похоже на порванную почтовую открытку, кем-то забытую в поезде: то, что можно прочитать, леденило кровь, но одни клочки унес ветер, другие упали и затоптаны чужими подошвами, зато неожиданно уцелел кусочек со стандартным «Кому», причем