хорошо подготовлена королевская гвардия. Это видели бароны, что не давало развернуться сепаратистам. Об этом слышали крестьяне и с большей охотой шли жаловаться королевским наместникам на разбойников, незаконные поборы или набеги соседей.
Каждый в королевстве чуть больше стал верить в короля. В мир. В возможность работать так, чтобы оставить что-нибудь своим детям, а не до первого набега орков. Чуть-чуть, но даже это того стоило.
Первый проигравший восемнадцать боев определился только после двадцать пятого боя. Он остался – выходить с арены можно было только по двое, чтобы не нарушать парность остающихся. В следующем бое определились еще трое проигравших. В двадцать седьмом – еще четыре проигравших и сразу два бойца в западный обоз Рема – никто не удивился, но это оказались те самые двое, что никак не могли решить, кто из них лучше на арене.
Дальше воины выходили один за другим, все больше и больше с каждым боем. Кто-то – в гвардию короля, другие – в долгий путь на запад, по дороге гномов, до самой Девятой.
После тридцатого боя в группе Девятой сидела уже дюжина бойцов. Они как-то неосознанно приблизились к Рему, рассевшись прямо под той трибуной, откуда он наблюдал за поединками. Словно боялись, что он куда-нибудь исчезнет в последний момент, оставив их без честно заслуженной победы.
Оставалось определиться еще с шестью.
Двое добавились после тридцать первого боя. Сюда вошел и один из пары попрыгунчиков, что гоняли друг друга по всей арене.
Еще один после тридцать второго. Воин с шестом-лезвием. С немалым трудом, но он все же проскользнул в гарнизон Девятой. Сыграла свою роль необычность оружия – Рем не думал, что у парня были хоть какие-то шансы, используй он обычный меч.
Еще двое – после тридцать третьего. Как и предполагалось, все сорок один или сорок два боя проводить не пришлось.
На арене оставалась лишь одна пара – оба были всего в одном поединке от победы или поражения. И одним из них оказался тот самый лучник с востока, что так чутко ловил ветер.
– Если позволите, сержант, – обратился Рем к Рейнольду, – я заберу обоих. Гвардия ведь не обеднеет, если у нее будет на одного бойца меньше?
– Можно узнать, мастер-мечник, что привело вас к такому решению?
– Конечно, мастер-сержант. На арене стоит очень хороший лук. Я хочу его взять на запад. И не хочу, чтобы он чувствовал себя на особом положении. Если он проиграет, так и произойдет. Пусть лучше со мной по камням дороги гномов отправятся оба.
Сержант кивнул. Бой завершился, так и не начавшись. Девятнадцать воинов были зачислены в гарнизон Девятой крепости. Сто восемьдесят один – в гвардию короля.
Купцы, быстро привыкающие ко всему хорошему, осмеливались жаловаться, что булыжники дороги быстро приводят в негодность оси их повозок и разбивают колеса. Что по дороге невозможно ездить, потому что за несколько суток пути место, которым сидят, превращается в одну большую ссадину.
Только они добирались от столицы до Рамангара вдвое, если не втрое быстрей.
А на западных окраинах королевства преимущество этой грубой дороги чувствовали еще сильнее.
Конный гонец из крепости Азгар добирался до Рамангара на перекладных за три дня. До столицы – за неделю.
Как гномы и обещали, их дорога действительно дошла до Девятой крепости, превратив западные леса из глухой окраины в достаточно людные места. По крайней мере, поблизости от дороги.
Бароны, в свое время поставлявшие гномам материал из окрестных каменоломен, отыграли свой вклад сторицей. К ним шли крестьяне – всегда приятно возделывать землю там, откуда потом можно легко вывезти урожай.
Мимо них косяками шли купцы. И хотя дорожные пошлины были разрешены только эрлам и только в городе, где находилась их резиденция, – бароны дороги процветали.
Их действительно стали часто так называть при дворе – бароны дороги. Слишком разительно отличалось их благосостояние от достатка других вассалов короля.
Наиболее горячие головы даже предлагали обложить их дополнительным придорожным налогом, но баронам, не без помощи эрла, пока удавалось отбрыкиваться.
Зато им вменили другие обязанности. Каждый должен был держать на своей земле хоть один постоялый двор – по личному приказу бывшего, теперь уже бывшего, эрла и нынешнего короля.
На самом деле многие держали и не по одному. Или сами, или пускали на места вдоль дороги трактирщиков. Не задаром, конечно.
Дорога гномов как будто распространяла легендарную деловую хватку подгорного народа на все окрестности.
Они вышли из Рамангара затемно. Рем торопился. Никто не обеспечит лошадьми простых пехотинцев, пусть и пополнение гордой Девятой, оплота королевства на западе.
Так что конь был только у него. И на весь отряд приходилась еще телега с лошадью, которую ему удавалось иногда менять в постоялых дворах.
На телегу девятнадцать победителей свалили свои скромные пожитки, а сами шли не по дороге, а рядом. По крайней мере, в сухую погоду. Так идти было легче – путники не запинались о камни. В чем-то купцы правы – дорога была не слишком удобна.
Комфортом гномы, как всегда, пренебрегли в пользу долговечности и прочности.
Иногда Рем заставлял пополнение переходить на бег, оправдывая себя тем, что воинам нужно тренироваться. А чтобы свести угрызения совести к минимуму, сам бежал рядом.
Они шли и так достаточно споро. За неделю добрались от лагеря до Рамангара – все-таки дорога сделала расстояния короче, а королевство – словно меньше.
Тишина. Покой. Улыбчивые купцы, возвращающиеся в Рамангар или в столицу. Раз в день конный патруль обгонял их, уходя дальше на запад. И один такой же каждый день скакал мимо них в обратную сторону.
Ближе к границе стали встречаться и дружинники баронов.
С этими Рем предпочитал общаться поменьше. Пограничные дружины всегда отличались суровым и весьма своевольным нравом. Для них и грамоты короля, и знаки гарнизона Девятой, и даже имя одного из Теней Запада далеко не всегда что-либо значили.
Впрочем, пограничные дружины редко кого-то задирали. Люди в них служили справедливые. Другой вопрос, что справедливость у них была своя, и никакие регалии не заставили бы их поверить вооруженным воинам. До тех пор, пока они не увидят этих воинов в деле. Граница накладывала свой отпечаток на этих людей, и он не мог стереться за несколько лет относительно мирного существования.
Граница накладывала свой отпечаток на все вокруг. Придорожные деревни все чаще щетинились частоколами. Рем не раз видел проплешины пожарищ. Когда-то сожженные и так и не отстроенные деревни, уничтоженные набегами орков хутора.
Еще несколько лет назад это была граница на военном положении. И никто не мог чувствовать себя здесь в безопасности. Сейчас безопасность вроде бы появилась. Но это чувство, к которому крестьяне границы не смогли бы привыкнуть быстро.
Может, оно и к лучшему.
Им навстречу как раз шел небольшой обоз. Пара телег, доверху наваленных репой, да еще одна с яблоками. Сбор урожая заканчивался, и крестьяне торопились с плодами своего труда на рынок.
Рем вежливо кивнул старику, сидевшему на первой телеге, и почти поравнялся со второй.
Он так и не понял, откуда появился этот выводок. Лишь истошный крик крестьянки, сидевшей рядом с мужем и смотревшей куда-то за спину Рему и его новобранцам, заставил всех действовать.
Мечник развернулся. Сначала в его глазах лишь мелькали бледно-желтые пятна, приближающиеся из леса. Глаза и разум просто отказывались настолько быстро расшифровывать увиденное. Это были пауки.
Огромные пауки. Первый экземпляр, ведущий выводок в нападение, мог бы посмотреть лошади Рема глаза в глаза. Мечник и раньше видел паучков, плетущих паутину между деревьями, опутывающих липкими нитями кустарник и лениво ожидающих свою добычу. Они были с ноготь величиной. Один раз, в степях на
