особа, образ которой вы носите в своем воображении, и когда вы обнаружите, что ваш лебедь всего- навсего гусыня, вы…
Аластер встал и, взяв ее голову, слегка отклонил назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Какое прелестное лицо! – сказал он. – Врожденная красота. Когда ты состаришься, и тебе будет восемьдесят два, я все равно буду сходить по тебе с ума. Можно я приглашу тебя пообедать в твой восемьдесят второй год рождения?
– Через сорок лет? Если мы еще будем на этом свете.
– Ты проживешь до ста лет, – убежденно сказал он.
– Бог мой! Надеюсь, что нет! Я не хочу превращаться в развалину, лучше умереть.
– Ты никогда не будешь развалиной, ты всегда будешь женщиной.
Вдруг он резко поднял ее со стула, уткнулся ей в плечо, и они стояли так, молча, трепеща, его губы медленно ласкали ее шею, ухо…
Дели первая пришла в себя, слабым движением она оттолкнула его и почти упала на стул; она была потрясена и так дрожала, что не могла говорить, ей казалось, что у нее остановилось дыхание.
Это смешно, это невозможно, твердила она себе, чтобы Аластер Рибурн заставил ее так чувствовать. Она давно решила, что он ей не интересен, а теперь, ощущая его близость, не может ни думать, ни говорить.
– Твои дети возвращаются домой к обеду? – спросил он. Борьба со своими чувствами стоила ему немалых сил – лицо, дрожащие губы, горящие глаза, – он казался больным.
– Нет. Это слишком далеко. Им приходится ездить в школу на автобусе. Алекс, по-моему, очень способный и совершенно неугомонный; Мэг гораздо спокойнее и в чем-то совсем взрослая. Иногда у меня появляется ощущение, что она старше, чем я.
– Во многих отношениях ты еще девочка.
– Мэг всегда шокирует то, что мне недостает чувства собственного достоинства. По субботам мы ездим в город за покупками, и иногда, когда день чудесный и на сердце у меня легко, я начинаю петь, и тогда она чувствует себя очень неловко. Однажды я присела на обочине тротуара, чтобы сделать набросок старухи, которая ждала автобуса. Мэг прошла мимо, сделав вид, что не имеет ко мне никакого отношения. Мне кажется, я всегда иду не в ногу с ближайшими поколениями. Когда я была в возрасте Мэг, то шокировала свою тетку, которая меня воспитывала.
– Кукушонок в гнезде!
– Верно. Хотя чаще я чувствую себя пеликаном. Неловкая и неуклюжая птица, которая может жить только в своей стихии: в воде и в воздухе.
– Я думаю, ты феникс: твоя стихия – огонь. Твои прикосновения обжигают меня, твои глаза превращают меня в пепел, я весь охвачен пламенем…
– Аластер, пожалуйста, будь серьезнее. Мы говорим о…
– …кормовых бобах?
– Да, о выращивании овощей.
– Я бы предпочел выращивать твою любовь и привязанность. Я хочу прорасти в твоем сердце, вплести себя в твои руки, врастить себя как можно глубже…
– Аластер!
– Ладно, буду пай-мальчиком. Покажи мне все остальное в твоем доме и то, что ты написала.
Дели провела его вниз, в маленькую комнату, которая разделяла дом на две половины.
– Это мой рабочий кабинет, извини, никогда не могу здесь убраться. – Когда он всерьез стал смотреть ее полотна, законченные и те, что еще были в работе, она, вдруг занервничав, сказала: – Боюсь, в кухне ужасный беспорядок, я выйду на минутку…
– Оставь в покое кухню. Я хочу посмотреть твою спальню.
Видя ее изумленный взгляд, он с улыбкой сказал:
– Не волнуйся, Дели, я же обещал не преследовать тебя. Я только хочу посмотреть, где ты спишь, чтобы потом представлять тебя здесь – среди твоих детей, твоих овощей и твоих картин. Значит, вот какая твоя комната… Мне нравится белая мебель; это ты нарисовала на ней цветы? И гладкое цветное одеяло – ни кружев, ни оборок, никаких ненужных финтифлюшек. Да, это красиво и успокаивающе, и так… по- девически.
– Ну а чего ты ожидал: розовый атлас, позолоченная мебель, абажур из бисера?
Аластер рассмеялся.
– О Боже, нет! Не могу представить тебя где-нибудь еще. А знаешь, я часто вхожу в пустую спальню и воображаю, что ты там, как тогда, во время болезни. Маленькая, хрупкая в огромной кровати.
– Серебристо-голубые обои, белый ковер на полу, кресло, обитое темно-фиолетовым бархатом…
– И все это тебе нравилось.
– Слишком роскошно.
– Но ты должна быть окружена красотой и роскошью, потому что ты сама – прелестная частица мира красоты.
– Я предпочитаю быть свободной и не обременять себя какой-либо собственностью. Мне никогда не удавалось сохранить ни одной драгоценности, кроме обручального кольца.
