Спустя два дня у Эстер начался кашель, который не прекращался ни днем, ни ночью. В субботу с восходом солнца Чарльз заложил кабриолет и поехал за доктором. Вскоре после его отъезда кашель прекратился; она впала в кому. Подбородок у нее отвис, дыхание стало прерывистым, по временам прекращаясь совсем, как если бы легкие выключались. Потом следовали два-три торопливых судорожных вздоха – и снова пауза. Каждый раз Дели замирала в страхе, думая, что наступил конец.
Внезапно больной овладело беспокойство. Ее голова начала метаться на подушке из стороны в сторону, лицо исказилось гримасой боли; она бредила и стонала. Голова ее отворачивалась все дальше и дальше к стене, будто она стремилась уйти, бежать от чего-то, что было выше человеческих сил. В отчаянии Дели принялась тормошить ее.
– Тетя, тетечка!.. Что с тобой? Ты слышишь меня? – кричала она, держа ее за руку.
Голова на мгновение остановилась, веки дрогнули, силясь подняться. На Дели глянули белки закатившихся глаз.
– О, Небо! Почему же не едет доктор? – простонала Эстер.
– Это она во сне, – сказала сиделка.
– Откуда вам знать? – Дели бешено сверкнула на нее глазами. – Почем вы знаете, что она сейчас испытывает?
В эту минуту лай собак возвестил о прибытии экипажа. Дели выбежала на заднее крыльцо и облегченно вздохнула, узнав доктора, высвобождающего свое грузное тело из тесной пролетки. Готовая целовать ему руки, она бережно приняла от него маленькую черную сумку, заключавшую в себе желанное избавление от боли, магическое средство, позволяющее измученной больной спокойно заснуть.
Пощупав у Эстер пульс, доктор поспешно достал из сумки шприц и набрал раствор лекарства.
– Вы не спите, миссис Джемиесон? – громко, с расстановкой спросил он. – Сейчас я сделаю укол, и вам станет легче.
По мере того как лекарство проникало в вену, больная будто поднималась над волнами боли и страдания. Лоб разгладился, губы раскрылись, глаза теперь смотрели прямо, мерцая в провалившихся глазницах.
Доктор начал ее осматривать. Дели остановилась в дверях. Вдруг он издал резкое восклицание, вынул платок и зажал себе нос.
– Вот так история! Где сестра? У больной страшное кровоизлияние. Брр! Извольте выйти из помещения, мисс! – резко сказал он девушке, которая стояла бледная как полотно. Смрадный запах, распространяясь по комнате, достиг ее ноздрей. Дели сбежала по ступеням веранды и кинулась к реке, тяжело и глубоко дыша, чтобы освободить свои легкие от этого кошмарного зловония и заполнить их чистым воздухом, пахнувшим солнцем и травой.
Только когда коляска отъехала, Дели медленно, будто преодолевая внутреннее сопротивление, пошла к дому. Сестра вышла ей навстречу.
– Доктор сказал, что он принял все меры, но спасти ее не удалось: она так и не вышла из коматозного состояния. Теперь это вопрос времени.
– Что могло задержать дядю?.. Она может скончаться в любой момент?
– Да. Но это может продлиться и до утра. Хотя вряд ли можно долго продержаться после того, что с ней было сегодня. – И она с мрачным удовлетворением пустилась в детальные описания, едва не доведя девушку до обморока.
Дели села в гостиной. Ей оставалось одно: ждать. Паузы в затрудненном дыхании становились все продолжительнее. Сквозь открытую дверь Дели с замиранием сердца прислушивалась… Однако каждый раз дыхание возобновлялось.
Бэлла принесла им чай. Дели машинально выпила его и пошла сменить сиделку. Лицо Эстер с провалившимися глазами напоминало посмертную маску. Однако нервы продолжали выполнять свою, теперь бесполезную, работу, передавая импульсы в легкие, которые поднимались и опадали почти незаметно для глаз.
В доме зажгли свечи, а Чарльза все не было. Дели вышла в сад: она физически не выносила сиделку с ее тупым равнодушным лицом.
Привезенные краски и кисти лежали без употребления. Подсознание Дели автоматически фиксировало увиденное, точно некий чуткий прибор, настроенный на ритмы природы. Сама же она была точно в трансе: ее душевная гармония была нарушена, все было чуждо и враждебно ей, весь мир, даже звезды, бесстрастно и бессмысленно глядевшие с высоты.
Она вернулась в комнату и предложила сиделке отдохнуть. В половине одиннадцатого все оставалось по-прежнему. Сиделка сменила Дели, и та снова вышла в гостиную.
Сидя в кресле, она задремала. Где-то около полуночи сестра вышла к ней и сказала обыденным голосом:
– Она скончалась, мисс Гордон.
– Что?! – вскричала Дели. – Почему же вы не позвали меня?
– Я не была уверена до последнего момента.
– Господин Джемиесон еще не вернулся?
– Нет еще. Вы хотите, чтобы я одела ее? За дополнительную плату, разумеется.
– Да, конечно, – сказала Дели, потрясенная ее расчетливой деловитостью.
Она подошла к постели умершей, горько раскаиваясь в том, что бросила тетю в ее последние минуты, и она умерла одна, без нее. Впрочем, смерть всегда – дело лишь одного, даже если вокруг рыдают толпы друзей.
Эстер выглядела все так же: рот открыт, глаза мирно закрыты. Казалось, она заснула, но более глубоко и спокойно, чем засыпала раньше. После предсмертных хрипов воцарившаяся в комнате гробовая тишина
