повышении.
— Не забывайте, вы — лучший стрелок МеТраКора, — сказала она, и в ее голосе ее вновь послышались насмешливые нотки. — Вы можете убить любого с тридцати шагов. Впрочем, сейчас, наверное, уже с пятидесяти. А теперь прошу прощения: я должна идти.
В эту ночь, лежа в отведенной ему крошечной, площадью в три циновки каморке, Хайден никак не мог заснуть. Наконец он встал и, наплевав на запрет выходить на улицу, долго сидел на крыльце трактира — слушал доносящееся из темноты кваканье лягушек. Не спалось ему из-за того, что амигдала опять лежала у него в кармане и глотать ее во второй раз почему-то не хотелось. Вставал Стрейкер только дважды: в первый раз — чтобы взглянуть на сверкающие над головой звезды, а во второй — чтобы тщательно обследовать кучу вещей, ранее принадлежавших Хайго Годзаэмону, а теперь по наследству отошедших ему.
— Ах ты, сукин ты сын! — прошептал он. — В жизни не поверю, что такой крутой хатамото, которому плевать на императорский эдикт, который знает, что есть возможность завладеть амигдалой, положится исключительно на слепой случай.
В конце концов Хайден нашел то, что искал: изящный компактный бластер «Вессон-216i», спрятанный в левой боковой пластине-кохире доспехов — там, откуда Хайго Годзаэмон всегда сумел бы выстрелить незаметно и тем самым в очередной раз подкрепить репутацию искусного и безжалостного убийцы.
Стрейкер вытащил обойму с шестью крошечными аргентиумовыми цилиндриками, вставил их в свои собственные бластеры и, только положив оружие рядом с собой, заснул, наконец, крепким без сновидений сном.
20
На следующее утро Хайдена Стрейкера разбудило конское ржание. День, как и вчерашний, выдался нестерпимо душным. И если б не редкие дуновения прохладного ветерка с моря, зной был бы оказался бы губительным. На жаре зверски зудели руки и шея в тех местах, где их искусали вездесущие ка.
Ближе к полудню отряд добрался до очередного огромного бамбукового водяного колеса — с тринадцатью лопатками, окруженного целой сетью канавок, — свернул в сторону от реки и по дороге, которой обычно пользовались синтоистские паломники, двинулся на северо-запад, к Кин-Су — Золотой Скале. Когда всадники начали долгий подъем в горы, Хайден Стрейкер повернулся к пожилому начальнику разведчиков и жестом подозвал к себе. Мори-сан с готовностью повиновался, и Хайден изложил ему свою идею — использовать хотя бы часть всадников, например, ту дюжину, что прикрывала тыл, в качестве дополнительных носильщиков каго.
Изборожденное морщинами лицо старого разведчика сморщилось еще больше. Голову его украшал видавший лучшие дни черный лакированный шлем, а лицо — большие обвислые усы. На воину ему было около шестидесяти, и для своей профессии он был староват. В ответ на предложение Хайдена он промолчал.
— Хорошо, — сказал Стрейкер, — тогда приказываю тебе объяснить мне ситуацию.
— Хай. — Мори-сан резко выпрямился и уставился вдаль, словно встав по стойке «смирно», хотя и находился в седле.
— Итак?
— Прошу прощения, но то, что вы предлагаете, вовсе не есть решение проблемы, — сказал Мора-сан на осумском хогене.
— Почему?
Разведчик смущенно потупился.
— Прошу прощения, но подобный приказ людям по нраву не придется.
— Отчего же?
— Не понимаю вас, господин…
Несмотря на растущее раздражение, Хайден попытался говорить спокойно:
— То есть ты хочешь сказать, что они откажутся выполнять приказ и не будут нести паланкин?
— Никак нет, господин, будут!
— Тогда в чем же дело?
— Они самураи.
Последовала долгая пауза.
— Сам знаю. Ну, самураи, и что?
На сей раз старик, кажется, понял:
— Для них это вопрос чести — делать только то, что подобает самураям.
— Но ведь у них есть руки и ноги, как у всех нормальных людей.
— Вы совершенно правы, господин. Но есть еще и достоинство. Не подобает им нести паланкин. Для этого существуют носильщики.
Хайден Стрейкер кивнул:
— А если я прикажу? Они откажутся?
— Откажутся? Нет, это неслыханно.
— Тогда что же произойдет?
Мори-сан с трудом подбирал слова:
— Они покроют свои имена несмываемым позором. Каждый станет спрашивать себя: почему именно его вы подвергли такому унижению? Чем он провинился? И, возможно, некоторые попросят изволения покончить с собой.
— В жизни не слыхал ничего более невероятного.
Хайден фыркнул, усомнившись в словах старика, но, тем не менее, отпустил его, и тот снова занял свое место в колонне. А Стрейкер начал подозревать, что в Ямато вообще невозможно совершить ничего, что не соответствовало бы Пути Воина, даже если от этого поступка будет зависеть твоя жизнь.
К полудню отряд добрался до Кин-Су и сделал привал на окраине города — отдохнуть и перекусить. Это Золотая Скала, объяснил Стрейкеру разведчик, крупнейший синтоистский центр на планете, одно из семи святейших мест во всем Кюсю, со священной сосновой рощей и множеством храмов. Хайден Стрейкер сразу же почувствовал необычайный магнетизм этого места. Будто он вдруг оказался в водовороте религиозного преклонения, измерить глубину которого человеку, вроде него, было не по силам.
Когда во время следующего привала он сообщил о своих ощущениях Ясуко-сан, та прикрыла лицо веером:
— Люди приходят сюда, чтобы пообщаться с одним из семи богов счастья. Кин-Су получил свои имя в честь огромного ауриумового самородка, что находится в здешнем храме. Надеюсь, теперь вам понятнее?
Город заполонили тысячи паломников, на голове каждого красовался символ бога Дайкоку — белая повязка-хатимаки с нарисованными на ней мешком риса и молотком, поэтому Синго решил объехать это селение стороной, дабы не застрять на улицах, запруженных тележками, полными людей — людей, которые неизбежно бросились бы самураю, чтобы проявить утомительную покорность. Незадолго до наступления заката Синго велел остановиться у выбранного им постоялого двора, приблизительно в шести ри от города, и приказал очистить его от посторонних. После чего, целый день не покидавший седла самурай взял трех человек для охраны, лично обошел и проверил все помещения, а затем удалился в близлежащую бамбуковую рощу, чтобы облегчиться.
Хайден Стрейкер уселся возле каменного светильника. Неспокойно было по ночам в этих местах, которые заставляли усомниться в мудрости эко-программ терраформистов. Здесь, как рассказал ему старый разведчик, в лесной глуши и в пыльных руслах пересохших рек частенько встречались гнезда гамадриад. Эти змеи порой достигали небывалой шестнадцатифутовой длины и, притом, не душили свои жертвы, сдавливая кольцами собственного тела и ломая кости. Нет, «королевские кобры» были родом с Древней Земли и практически ничем не отличались от своих предков, некогда обитавших в джунглях несчастной планеты. Ядовитые, с раздувающимися «капюшонами» эти чудовища могли для удара подниматься на высоту, вдвое превышающую рост человека, могли скользить по земле быстрее скачущей галопом лошади и совершенно не боялись людей. В отличие от большинства других змей, отметил разведчик, эти нападали первыми. «Потому, гайдзин-сама, что так уж они устроены. А питаются они другими гадами».
