органа, ведающего вопросами медицинской этики, она готова встретиться с ними. К тому же вам наверняка известно, что за пациентка была у вас всего несколько лет назад. А заявление, сделанное ею, вкупе с подробностями, которые она сообщила мне за последние полгода, безусловно, внушают доверие к ее словам.
— Подробности? — спросил Рики. — Какого рода подробности? Я и на миг не поверил, что эта особа существует.
— Уверяю вас, она вполне реальна. Она описала вас, описала ваш кабинет.
— Этого не может быть, — выпалил Рики.
— Скажите, доктор, висит на стене вашего кабинета, рядом с портретом Фрейда, маленькая гравюра по дереву, изображающая восход на Кейп-Коде?
У Рики перехватило дыхание. Речь шла об одном из немногих произведений искусства, сохранившихся в его монашеской квартире. Гравюру ему подарила жена. Помолчав, он спросил:
— Сколько времени посещает вас эта женщина?
— Я провожу с ней сеансы терапии вот уже почти полгода. Два сеанса в неделю. Она совершенно последовательна. Ничто из сказанного ею до настоящего момента не заставило меня хотя бы в малой мере усомниться в ее словах.
— А где она сейчас?
— На отдыхе, до третьей недели августа.
— Она не оставила вам номера телефона, по которому с ней можно связаться?
— Нет. Не оставила. Мы договорились встретиться вскоре после Дня Труда.
Немного подумав, Рики задал еще один вопрос:
— А она, случайно, не эффектная, редкостной красоты женщина с пронзительными зелеными глазами?
Пауза. Когда Соломон заговорил, тон его был ледяным:
— Так вы все же знаете ее?
— Нет, — ответил Рики. — Просто догадался.
И положил трубку. «Вергилия», — сказал он себе.
Рики поймал себя на том, что не отрывает глаз от стены, от гравюры, игравшей столь заметную роль в выдуманных воспоминаниях подложной пациентки. Они побывали здесь не позавчера, подумал Рики, а гораздо раньше.
Повинуясь первому порыву, Рики вскочил, пересек кабинет, вцепился в гравюру и содрал ее со стены. Он швырнул ее в стоявшую у стола мусорную корзину, так что рамка гравюры треснула, а стекло разбилось. Похожий на выстрел звук эхом раскатился по кабинету.
Гнев улетучился так же быстро, как и возник, его сменила новая волна тошноты. Рики кое-как добрался до письменного стола и тут увидел, что на автоответчике помигивает красная лампочка. Рики нажал кнопку, чтобы прослушать первое сообщение. Голос он узнал сразу — голос его пациента, пожилого журналиста из «Нью-Йорк таймс».
«Доктор Старкс, — медленно произнес голос, — простите, что оставляю сообщение во время вашего отпуска, но я сегодня утром получил с почтой очень неприятное письмо».
Рики затаил дыхание.
«Это копия жалобы на вас, направленной в комиссию штата по медицинской этике. Я понимаю, что анонимность обвинений не оставляет возможности с легкостью парировать их… — Пациент замялся. — Я оказался в ситуации серьезного конфликта интересов. У меня нет сомнений в том, что весомость выдвинутых против вас обвинений дает материал для статьи, способной привлечь большое внимание, и долг мой состоит в том, чтобы передать письмо в отдел городской жизни. С другой стороны, такой поступок, безусловно, поставил бы под удар наши с вами отношения. Я чрезвычайно расстроен этими обвинениями, справедливость которых вы, как я полагаю, будете отрицать».
Похоже, у пациента перехватило дыхание, но потом он прибавил, и на этот раз с ноткой ожесточенной горечи:
«Все и всегда отрицают свои прегрешения. Президенты. Правительственные служащие. Бизнесмены. Врачи…»
Он умолк и повесил трубку.
Пальцы Рики, повторно нажавшие кнопку воспроизведения, слегка дрожали. Следующее сообщение состояло из одних только женских рыданий. Рики узнал голос еще одной давней своей пациентки. Стало быть, и она получила копию письма. Следующие два сообщения тоже были от пациентов.
Рики не стал отвечать ни на один из телефонных звонков, к вечеру ему позвонили все его пациенты. Проведенные с каждым из них часы, которые складывались в недели, затем обращавшиеся в годы, были загублены одной-единственной умело сплетенной ложью.
Возможно, впервые за всю свою профессиональную жизнь он не знал, что сказать.
Утром Рики вычеркнул в календаре еще один день и сочинил следующий запрос:
Женщину из «Таймс», принявшую это объявление для первой полосы, заинтриговала стихотворная форма.
— До чего необычно, — весело сказала она. — Как правило, все сводится к «счастливому пятидесятилетию» или похвалам в адрес новых товаров. И что бы это значило?
Рики, прилагая все силы к тому, чтобы говорить вежливо, ответил:
— Это такая игра. Мы с другом любим загадки и словесные игры, вот и придумали себе развлечение на лето.
— А, — откликнулась женщина, — вот оно что. Объявление появится в завтрашнем номере. Удачи в игре. Надеюсь, выигрыш будет за вами.
— Я тоже, — сказал Рики.
Положив трубку, он вернулся к кипе своих заметок и записей.
Ужимай и отбрасывай, думал он. Систематично и тщательно. Исключай мужчин, исключай женщин. Исключай стариков, тебе нужен молодой человек. Отыщи нужную тебе временную последовательность, нужные отношения. Так ты получишь имя. А одно имя приведет к другим.
Голова у Рики уже шла кругом от работы, когда на столе зазвонил телефон. Звонок напугал Рики. Он поднял трубку, гадая, не Вергилия ли это.
Но нет, это была все та же женщина из «Таймс».
— Доктор Старкс? Простите, что звоню снова, но у нас возникло небольшое затруднение. Кредитная карточка «Виза» с номером, который вы мне дали, оказывается, аннулирована.
— Аннулирована? Этого не может быть, — разгневанно произнес Рики.
— Ну, возможно, я неправильно записала номер.
Рики вытащил бумажник, извлек из него карточку и медленно заново продиктовал номер.
Женщина помолчала.
— Нет. Этот номер я и указала.
— Не понимаю, — сказал Рики. — Я ничего не аннулировал. И счет пополняю каждый месяц.
— Компании, работающие с кредитками, ошибаются гораздо чаще, чем вы думаете, — извиняющимся тоном сообщила женщина. — А другой карточки у вас нет?
Рики полез в бумажник за другой карточкой и вдруг замер.
