– Да. Я ее очень хорошо помню.
– Очень была неприятная история. Но дурную траву с поля вон. Она все-таки была дитем греха.
– Но мне казалось, что ее родители были людьми богобоязненными.
– Ваша правда. Других таких и не сыскать. А ребенок дурной был. Мэри эта самая, Маргарет. Она ведь не их дочка-то.
Они двигались к воротам черепашьим шагом, Мэгги приноравливалась к походке своего спутника, едва тащившего ноги. Но на этих словах она остановилась как вкопанная.
– То есть как не их дочка?
– Неродная. Найденыш.
Старик заметил, как сильно поразили ее его слова, и, посмотрев на нее, удовлетворенно хмыкнул.
– Удивились, да? Это держалось в строгой тайне. Об этом знали только члены нашей общины. Девочку нашли на ступеньках церкви. Альфред Хорсфилд и нашел, когда шел открывать церковь в воскресное утро. Крохотная она была, дней десяти от роду. Мы так и не узнали, кто ее родители. Понятно, кто-то издалека, не из наших мест. Кто-нибудь из этого отребья, что в больших городах обретается, в Лидсе или Брэдфорде.
– Но зачем же Хорсфилды ее взяли? Они ведь не очень молоды были, как я помню? – проговорила Мэгги, стараясь не выдать своего волнения.
– Да уж, не молоденькие. Альфреду сорок стукнуло, а Мэри тридцать пять. Они уж смирились, что господь не дает им детей. И тут на тебе – найденыш. Совет старейшин порешил, что это знак свыше: коли кто нашел ребеночка, так, значит, тому он и предназначен.
Словом, как порешили, так Хорсфилды и сделали. А как иначе! У нас у всех дети были. У меня четверо. А у Альфреда денежная работа была, они могли себе позволить воспитать ребеночка.
– Но ведь об этом, видимо, следовало сообщить властям?
– Зачем? Им что за дело? Мы все так обставили, будто это племянница Мэри. Отец, мол, у нее был у япошек в плену, настрадался там, не жилец стал. А у матери нервы шалили, и решили они отдать девочку родственникам бездетным, а те и приняли ее как истинные милосердные христиане.
Милосердные, с горечью подумала Мэгги. Да они понятия не имели о милосердии.
– В те годы все по-другому было, – продолжил старик. – Война только кончилась. Людям самим до себя только и было дела. И нам не хотелось, чтобы в наши дела совали нос всякие чиновники. Тогда обычное дело было, что родственники брали себе осиротевших деток. Считалось стыдным, чтобы при живых родственниках ребенка в приют отправлять.
– Но, – опять спросила Мэгги, – неужели никто не делал никаких запросов насчет ребенка – откуда, чей и так далее?
– Да нет, зачем. Ребенок под присмотром был. Я же говорю: совет старейшин так порешил, а против него не пойдешь. Это уж божья воля.
– Следовательно, Хорсфилды взяли ребенка, потому что им велели.
– Они одни были бездетные. А в нашей церкви все помнят свой долг. Как ни тяжело его исполнять, а надо.
– Вы полагаете, что Альфред и Мэри Хорсфилд выполнили свой долг, взяв на воспитание ребенка, которого им навязали?
– Навязали! Что за слово такое! Это был их долг, потому что им знак был... Ежели господь подает знак, надо слушаться и не рассуждать. Альфред и Мэри сделали то, что повелел им господь. Взяли ребенка и приютили его. Не их .вина, что это было дитя греха. Непослушная оказалась девочка. Не похожая ни на кого из нас. Своевольная, упрямая. Книжки читала запрещенные. Веры у нее не было ни грамма. Уж как Альфред с Мэри старались, чтобы обратить ее в истинную веру! Я сам тому свидетель. А она вбила себе в голову – учиться в университете! Должен признать, что тут Грейс Кендал тоже руку приложила, поощряла эти ее фантазии. Говорила, она ее лучшая ученица. Знамо дело, чего и ждать от прихожанки методистской церкви! А у нас в общине никто и не удивился, когда девчонка сбежала. У нее знак был.
– Какой знак?
– На левом глазу. Три коричневые точечки в виде треугольника. У обыкновенных-то людей таких пятнышек не бывает. Это знак дьявола. Она же была дитем греха. Слава богу, что она удрала, и у Альфреда с Мэри бремя с плеч свалилось.
– Значит, напрасно господь повелел им взять девочку. Они подошли к машине, и Мэгги открыла дверцу перед стариком, но вместо того, чтобы сесть, он выпрямился и обернул к ней лицо с хорошо знакомым выражением.
– Господь никогда не ошибается! – провозгласил он с непререкаемостью, свойственной всем членам общины конгрегационной церкви. – Ошибаются только люди. Наш проповедник ошибся, назвав это знаком господним, а на самом деле просто какая-то грешница захотела избавиться от рожденного в грехе ребенка, вот и оставила его на ступеньках церкви.
Только закончив свою тираду, старик залез в машину. Сев за руль, Мэгги никак не могла завести машину, но старик ничего не заметил. Он с удовольствием осмотрелся в машине.
– Как тут красиво... А как вас зовут? Вы сами-то из Йетли или из окрестностей?
– Меня зовут Мэгги, я приехала из Лидса.
– То-то мне ваше лицо незнакомо. У меня память на лица прекрасная, – кивнул старик.
«Я тоже думала, что у меня хорошая память на лица» а вот твоего лица тоже не припоминаю. Хотя я, конечно, мало обращала внимания на этих людей из общины, а ты уже тогда был в числе старейшин. Да и глаза у меня всегда вниз были опущены...»
– У той девчонки волосы были рыжие, как морковь, – сказал старик, разглядывая Мэгги. – А Мэри
