– И к тому же она еще такая маленькая! Хоть и напускает на себя взрослый вид. Я на ее месте просто не знала бы, куда податься. И в девятнадцать-то забеременеть – кошмар, а в шестнадцать... К тому же она сирота. Ее тетка воспитала, старая дева.
– Обычная история: невинный всегда платит за виноватого, – цинично заметила Пэт.
– Ты с ней помягче, – робко попросила Тельма, которой не приходило в голову воспользоваться правом самого долгого пребывания под крылышком сестры Блэшфорд, чтобы навести свои порядки.
У Пэт характер был совсем другой. Она всегда любила командовать.
– Надо смотреть фактам в лицо, детка. Пусть ей всего шестнадцать, но она далеко не дурочка. Она ведь нашла дорогу сюда, так? Значит, котелок у нее варит. Заметь, что она сюда явилась по своей воле. Тебя сюда дрожайшая мамаша загнала. Я тут оказалась, потому что так мне выгодно. А Мэри кто сюда гнал? Она ведь у нас сиротка, так? Почему же она не пошла в какой-нибудь приличный приют для матерей-одиночек, где бы ей дали на размышление полтора месяца, чтобы решить, оставит она ребенка себе или нет? А раз ты, душка, прикатила сюда, значит, уже продалась с потрохами и нечего лапшу на уши вешать и рассказывать про слезы в подушку и прочую дребедень. Если под этой крышей и затесался невинный ягненок, так это ты. Других нету.
Тельма не стала спорить. Все равно Пэт ничего не докажешь. Кроме того, в глубине души она и сама подозревала, что новенькая была вовсе не так проста и так же, как Пэт, была на все готова ради достижения своей цели. Но она хотя бы не выдумывала всяких несуразиц и не пыталась оправдать себя, как многие девчонки, которых перевидала Тельма за пять месяцев, проведенных в этих стенах.
Тем же утром доктор, его имени никто не знал, обращались к нему только так: «доктор», внимательно осмотрел новенькую. Она восприняла это как очередное унижение, попытку разрушить стену отчуждения, которую она пыталась воздвигнуть между собой и внешним миром. Одеваясь после осмотра за ширмой в кабинете сестры Блэшфорд, она дала себе четыре клятвы:
никогда не пить джина и вообще ничего спиртного;
никогда не позволять притрагиваться к себе ни одному мужчине, если она будет хоть капельку нетрезвой или будет не вполне отдавать себе отчет в том, что она делает;
она всегда будет отдавать себе отчет в том, что делает;
она всегда будет хозяйкой своей жизни.
Доктор объявил, что она вполне здорова и плод развивается нормально. Кровяное давление в норме, гемоглобин тоже. Если все будет в порядке дальше, ребенок появится на свет примерно двадцатого апреля. Врач разрешил Мэри работать на гардинной фабрике и предупредил, что осмотры будут повторяться ежемесячно, а когда до родов останется два месяца – каждую неделю. А пока за ней присмотрит опытная сестра Блэшфорд.
– Значит, годна для работ в соляных шахтах, – мрачно пошутила Пэт, когда Мэри вошла в комнату.
– Говорит, здоровье у меня отменное.
– Про меня он то же самое сказал.
– Он хороший врач, – мягко, как всегда, запротестовала Тельма. – Он очень внимательно ко мне отнесся, когда у меня начался токсикоз.
– Как ему не быть внимательным, дуреха! Ведь если ты потеряешь ребенка, он лишится своего куша. Думаешь, он из милосердия тратит на нас время? Мамаша Блэшфорд щедро с ним делится. И не только наличными. Кое-чем еще.
– Будет тебе, Пэт, – опять попыталась остановить ее Тельма, которая во всем видела хорошую сторону.
– А ты откуда знаешь? – полюбопытствовала Мэри. Ай да Мэри, отметила про себя Пэт. Как всегда, зрит прямо в корень. Не то что миротворица Тельма, которую мамочка приучила пользоваться одними приятными словечками. Эта штучка знает, что к чему.
– Я специально поинтересовалась.
– Откуда такая уверенность, если ты своими глазами не видела? – допытывалась Мэри.
Пэт широко улыбнулась.
– Однажды он пришел меня осмотреть. Когда осмотр закончился, я оделась и вышла, но на лестнице вспомнила, что хотела попросить у него слабительное, и вернулась. Видно, не закрыла дверь как следует, потому что не успела коснуться ручки, как она отворилась. Эта парочка стояла в углу обнявшись. Он лапал ее за ягодицы и облизывал ей шею. А она щупала его яйца.
– Пэт, ну что ты в самом деле, – закрасневшись, промямлила Тельма.
Пэт не обратила внимания на упрек.
– Вот так вот, детка. И ничего особенного тут нет. Везде так. Люди трахаются, и этого у них не отнимешь. Ой, умираю, хочу курить.
Сестра Блэшфорд строго запрещала курить в своей обители, но для Пэт правила существовали лишь для того, чтобы их нарушить.
– Где мамаша Блэшфорд? – спросила она.
– Ушла, – ответила Тельма.
– Порядок. Мэри, умничка, открой окно.
Пэт зажгла сигарету, глубоко затянулась и блаженно зажмурилась, задержав дым.
– А твои родители знают, что ты здесь? – спросила Мэри.
Пэт рассмеялась.
– Ты напомнила мне юность. Первый раз я влетела, когда мне было пятнадцать. – Она опять
