– Сколько?
– Смотри, не упади, держись за стул. В универмаге «Хэрродс» или у какого-нибудь модного дизайнера за эти штучки возьмут никак не меньше. А пара гардин из итальянского шелка обойдется не дешевле тысячи фунтов – это за самые узкие и короткие. А те, что ты сегодня подрубала, идут по пять фунтов за ярд оптом!
Мэри начинала осознавать, насколько же она невежественна, и старалась держаться поближе к Пэт. Тельма не знала и сотой доли того, что было известно Пэт, да и откуда ей, провинциалке, было все знать? Она из своего Вудфорда и не выезжала никуда, пока не оказалась в Брикстоне. А Пэт даже за границей была, летала в Испанию и Италию, в отпуск с любовником, тем самым хозяином клуба, где она работала. Сам он был родом из Алжира и обещал ее туда свозить после того, как будет улажено это маленькое неудобство.
– Он не хотел, чтобы я избавлялась от ребенка, – рассказывала Пэт, когда они, выключив свет, улеглись в свои постели. – У них по религии не полагается. Он хотел его усыновить. – Она хмыкнула. – У всех свои причуды, как говаривал мой дружок-американец. Сержант воздушных сил. – Пэт вздохнула. – Хороший был парень, щедрый. Увы, ему пришлось отправляться восвояси, к жене и детишками. Салим по сравнению с ним скуповат, ну да ладно, бывает хуже. Хотя, конечно, я могла бы себе и кого получше отхватить...
ГЛАВА 7
Ребенок Тельмы родился холодным декабрьским днем. Мальчик. Больше о нем они ничего не узнали. Тельма так его и не увидела. Роды протекали тяжело, потому что у Тельмы был узкий таз. Как только обрезали пуповину, младенца тут же унесли, а она плохо соображала, потому что ее накачали обезболивающими, к тому же она очень ослабела. Через полчаса после того, как малыш появился на свет, его уже унесли из дома. Тельма в это время лежала на хирургическом столе. Пэт и Мэри были на фабрике. Вернувшись вечером, они захотели повидать Тельму, но сестра Блэшфорд не разрешила. Тельма спит, сказала она; ей пришлось много потрудиться, надо восстанавливать силы.
Ужинали они молча. Пэт покинула ее обычная болтливость. На лице появилось мрачное выражение. Мэри не приставала с расспросами. Она чувствовала, что обе они думают об одном и том же: о том, что ждет их впереди.
Утром они снова справились насчет Тельмы. Им ответили, что роды были сложные и она все еще отдыхает. Может быть, вечером к ней пустят, если у нее прибавится силенок.
Когда они наконец смогли увидеть Тельму, она лежала совсем непохожая на себя прежнюю, без всяких признаков живота и прочего, что связано с материнством, опухшая от слез, потерянная. Пэт без улыбки сказала:
– Это, конечно, паскудство, детка, но тебе ничего не остается, как забыть обо всем.
– Я его так и не увидела, – всхлипнула Тельма. – Меня чем-то накачали, я в отключке была, и его унесли. Я слышала, как он кричит. Так беспомощно... А у меня такая слабость была – головы не поднять... Отдайте мне моего ребенка... Если бы я знала, ни за что бы сюда не пришла... Отдайте мне моего маленького...
Сестра Блэшфорд, которая привела их к Тельме, поспешно вывела их прочь.
– Тельме пришлось много потрудиться, – елейным голоском приговорила она. – Немудрено, что она так возбуждена. Через пару дней придет в норму. Так всегда бывает. Можете мне поверить. Уж я-то знаю.
– Вовсе не всегда так бывает, – резко сказала Пэт, поднимаясь по лестнице. – Я знаю одну женщину, которая побывала здесь несколько лет назад. Она меня сюда, собственно, и пристроила. Так вот, она рассказала, что вместе с ней жила одна крошка, которую любящая мамашка толкнула в лапы сестры Блэшфорд, а ей ужасно хотелось оставить ребенка. Ей, конечно, не дали. Так она вернулась домой и сунула голову в газовую духовку. Так что не каждому слову, которое здесь услышишь, надо верить, детка. Добрых семьдесят пять процентов из того, что тут болтают, – вранье. Люди на все готовы, чтобы урвать свой кусок пирога, а мамаша Блэшфорд – больше всех.
Десять дней спустя Тельма, бледная, осунувшаяся, покидала Пемберли-клоуз. Она казалась удивительно маленькой. И резко изменившейся. Ее прежняя кротость и доброжелательность исчезли. Нельзя сказать, чтобы она обозлилась, но как-то почерствела, посуровела.
– Будь осторожна, береги себя, – сказала она, обнимая на прощанье Мэри. А Пэт сказала так: – Тебе- мне нечего сказать, ты и сама все знаешь. – И задрожавшим от слез голосом добавила: – Жаль, что я не знала всего этого раньше.
– Такси ждет, – поторопила ее миссис Блэшфорд.
– Я отнесу сумку, – вызвалась Пэт, которая никогда не предлагала помощи, разве что в форме совета.
– Я сама отнесу, – сказала сестра Блэшфорд.
– Вот чертовка, – прошипела Пэт, когда хозяйка вывела Тельму за порог. – Я хотела подсмотреть, сколько эта старая кошелка отстегнет Тельме. Пока что она денег не отдала, я спрашивала. Небось даст, только когда девочка уже в машине будет сидеть.
И действительно, они увидели, как Тельма села в такси и сестра Блэшфорд протянула ей сумку, а потом сунула руку в карман.
– Сейчас конверт достанет, – сказала Пэт. – Вот стерва! Все-то у нее продумано!
– А тебе-то какое дело до того, сколько она даст Тельме?
– Здрасьте! Я же должна знать, сколько запрашивать, глупышка! Не забудь, мы же продаем наших собственных детей! Людям, которые отчаялись завести собственных и ужасно хотят их заполучить. Знаешь, сколько эта грымза зашибает? Тыщи! А нам отколется какая-нибудь жалкая сотняшка. Салим сказал, что эти деньги пойдут мне на булавки, так что я собираюсь урвать как можно больше!
– Сестра Блэшфорд не станет с тобой связываться, заплатит как следует.
– Пусть даже не вздумает меня надуть. А что ты собираешься делать со своими бабками?
– Буду на них жить, пока не поступлю в театр.
– Тогда постарайся побольше из нее выколотить. Не дай себя обдурить. Она на нас наживается, что же
