– Вот уж не подозревала, что ты сноб.
– Я не сноб. Но таковы уж здешние порядки. Существуют как бы негласные списки А, Б и В, следует держаться того круга, который принадлежит твоему списку. Ты в категории А, Сузи в списке Б. Это вызовет толки.
– Счастливы, должно быть, люди, которым больше нечего делать, кроме как обсуждать этот вопрос.
– Не только в устной форме, но и в письменной. Ты уже кому-нибудь об этом сболтнула?
– С какой стати? Это никого не касается.
– И то хорошо. Я сообщу в прессу, что ты отправилась в Англию навестить родственников.
– У меня их нет!
– Это никому не известно. Доверься мне, Мэгги. Я прожил здесь немножко дольше, чем ты. Подольше многих. И знаю порядки.
Но то, что вышло из этой поездки, не мог предугадать даже Сол.
Мэгги ехала в Аризону. Дорога была преодолена без проблем – в Мэгги никто не распознал звезду Голливуда. Она умела так преображать свою внешность, что никто и не подумал бы обратить на нее внимание. Да и как было заподозрить, что в такой задрипанной машине едет настоящая звезда! Мэгги отправилась в путь в том самом «Шевроле», который Сол предоставил ей по прибытии в Голливуд, хотя она могла бы теперь позволить себе купить авто самой последней и дорогой модели.
Мэгги стряхнула с себя все йоркширские привычки, за исключением одной – уважения к деньгам. Ее приучили с детства ценить каждый пенни – о фунтах не было и речи, – и теперь она покупала только самые лучшие вещи, вознаграждая себя за унизительную необходимость одеваться в отрепья в детстве и юности, но только когда это было действительно необходимо.
Сузи дала ей в дорогу карту, на которой отметила маршрут. Съехав с автострады 1 —20 и почувствовав себя свободной от голливудских условностей, Мэгги откинула верх машины, включила радио и стала громко напевать. Ветер развевал ее волосы, ей было легко и радостно. Эти чувства были ей внове. Она вдруг поняла, что это первые в ее жизни каникулы.
Оставив позади Феникс, она попала в сельскохозяйственный край, и там, точно следуя по красной линии на карте, вскоре увидела Сузи, которая встречала ее верхом на потрясающе красивой лошади. Сузи ждала ее на границе ранчо.
Хозяйство Гайлсов было создано прапрадедушкой Сузи, который приехал в Аризону в 1865 году. Во время Гражданской войны он заразился в Андерсонвилле туберкулезом и искал себе местечко с сухим климатом и обилием солнечных дней в году. Подобно ему Мэгги тоже сразу влюбилась в эти огромные пустынные просторы, пропитанные духом древнего безлюдья, в огромное синее небо, сухой прозрачный воздух.
Поначалу ее донимала жара, и она старалась все время держаться в тени, но потом привыкла и стала греться на солнышке, как ящерка. Родители Сузи, милые, гостеприимные люди, не лезли к ней с лишними вопросами. «Они редко бывают в кино, – объяснила Сузи, – до ближайшего кинотеатра шестьдесят миль. Проще включить телевизор». На ранчо было много верховых лошадей. Мэгги сама верхом не ездила, но любила смотреть на этих изумительных животных и целыми днями лежала у бассейна, читала или загорала, а когда становилось жарко, прыгала в воду. Через неделю, когда она обжилась на ранчо и вошла во вкус ничегонеделанья, ей вдруг позвонили от Сола. Сол заболел и срочно хочет ее видеть. Вообще-то ничего опасного, поспешили успокоить ее, но мистер Мелчор в дурном расположении духа, и врачи полагают, что ее присутствие его взбодрит. Мэгги поспешно упаковала вещи, извинилась за внезапный отъезд и поехала в Феникс, чтобы оттуда вылететь в Лос-Анджелес на самолете.
Подъехав к дому Сола на Хомби-Хиллз, она чуть было не ринулась бегом вверх по лестнице, но ее остановил голос: «Я тут». Он стоял в арке гостиной, окна которой выходили на Беверли-Хиллз. На нем был его любимый шелковый халат и восточные туфлй с загнутыми носками. Он был бледен и мрачен и выглядел усталым.
– Сол! – бросилась к нему Мэгги. – Ты почему не в постели?
– Что толку валяться, – ответил он. – Пойдем-ка ко мне в кабинет, Мэгги. Надо поговорить.
У нее бешено застучало сердце. Он умирает! И хочет сказать ей, сколько ему осталось жить.
Мэгги дрожа последовала за ним в кабинет, где он подошел к столу и взял в руки какой-то журнал.
– Сядь, Мэгги, – сказал он, и звук его голоса вселил в нее еще больший страх.
Он осторожно, будто преодолевая боль, уселся в свое огромное кресло и заговорил внезапно окрепшим голосом:
– Прости, что вызвал тебя под ложным предлогом, но надо потушить искры, пока они не разгорелись в большой пожар.
– Что значит – под ложным предлогом? – спросила сбитая с толку Мэгги. – Ты что – разве не болен?
– Если и болен, то из-за волнений. В связи с этим вот.
Он перекинул ей через стол журнал. Мэгги взяла его. Он был развернут на странице, которую целиком занимала фотография. Снимок был сделан с помощью увеличительных линз и потому получился не очень отчетливым, тем не менее вполне можно было разобрать, что это она собственной персоной лежит на животе возле бассейна на ранчо Ла Фонда – так называлось хозяйство Гайлсов, положив голову на сложенные руки. Рядом валяется лифчик от купальника. Сидя верхом у нее на спине, Сузи втирает ей в кожу масло для загара. Но больше всего ее поразил заголовок: НЕ ПОТОМУ ЛИ МЭГГИ КЕНДАЛ НЕ ЗАВОДИТ РОМАНОВ С МУЖЧИНАМИ?
Она подняла глаза на Сола. На лице ее было выражение гнева и растерянности. Он кивнул:
– Теперь, надеюсь, тебе понятно, почему я тебя вызвал?
– Но что же тут особенного! Она просто намазывает меня маслом! Ты когда-нибудь был в Аризоне? Знаешь, ка кое там солнце? Если не намазаться, сразу сгоришь. Это явная и злонамеренная клевета!
