— Хотели сбить нас со следа и вынудить закрыть дело потому, что следствие выдохлось.
Маккензи топнул ногой.
— Вы вообще-то понимаете, что говорите?
— Да, понимаю, — ответил Скэнлон.
Огорченный комиссар поднялся, подошел к окну, раздвинул белые жалюзи и выглянул на улицу.
— Когда я пришел на Службу, комиссаром полиции был Стив Кеннеди. Я помню, как его разжаловали в патрульные и послали в мой участок, когда он получил три штрафные карточки за превышение скорости. А посмотрите на Службу сейчас, — посетовал он. — Мы вынуждены принимать на работу болванов, женщин- карликов и людей с уголовным прошлым. — Он ударил ногой по стене. — Неудивительно, что на Службе происходят такие веши. — Гомес тяжело опустился в кресло. — Полагаю, вы намерены распутывать эту новую ниточку?
— Надо думать, — ответил Скэнлон.
— Тогда слушайте меня внимательно, лейтенант. Я не желаю, чтобы вы беспокоили Харриса и миссис Галлахер, пока у вас не будет убедительных доказательств. Гипноза, фоторобота и следов на крыше недостаточно. Я хочу иметь что-нибудь ощутимое, такое, с чем можно пойти в суд. Миссис Галлахер — вдова героя, а Харрис — полицейский, да еще орденоносец. Я понятно выражаюсь?
— Да.
— В таком случае, каков будет ваш следующий ход? — спросил Гомес Скэнлона.
— Я составил список всех городских магазинов, торгующих театральным гримом. Мои детективы проверяют их. Я распорядился, чтобы они показывали фотографии Харриса и миссис Галлахер владельцам магазинов.
— Как вы раздобыли фотографии?
— Харриса — в картотеке полиций, а миссис Галлахер — в журнале.
— Почему театральный грим? — спросил Маккензи.
— Потому, что если преступником была женщина, она наверняка покупала свой камуфляж не в дешевой лавочке для актеров-любителей.
Откинувшись на спинку кресла, комиссар закрыл глаза и потер ладонью лоб.
— Что еще вы сделали?
— Я послал людей проверить владельцев «Лавджой компани».
— Почему? — спросил комиссар, потирая переносицу.
— Мы узнали, что Галлахер регулярно посещал «Санторини-дайнер» в течение нескольких недель. Этот ресторан находится рядом с «Лавджой компани». Галлахер ходил в ресторан во время дежурств. Он имел доступ к продукции компании. Здесь должна быть какая-то связь, и я хочу узнать, какая. Это может и не иметь значения, но может оказаться очень важным, — сказал Скэнлон.
— Что еще? — спросил комиссар, не открывая глаз. Его обманчиво спокойная речь заставила Скэнлона и Германа Германца понимающе переглянуться.
— Я по собственному почину попросил инспектора Шмидта прийти сюда, поскольку Харрис — его подчиненный. Я хочу, чтобы инспектор Шмидт постоянно занимал чем-нибудь Харриса, давал ему глупые задания. Я начинаю расследование, и лучше, если он не будет путаться под ногами.
— Вы думаете, между Харрисом и миссис Галлахер что-то было? — спросил комиссар.
— Не знаю, — ответил Скэнлон. — Но если это так и если она не знала о его романе с Луизой Бардвелл, тогда мы попробуем вбить клин между ними.
— Прежде чем вбивать клинья, принесите мне убедительные доказательства их причастности к преступлению, — сказал Гомес.
— Вы думали о возможности прослушивания их телефонов? — спросил Маккензи.
— Я решил, что лучше этого не делать, — ответил Скэнлон.
— Почему? — удивился комиссар.
— Из-за параграфа 700.50 уголовного законодательства. Когда истекает срок прослушивания, полагается уведомить абонента о том, что оно велось. Следствие может продлиться больше двух месяцев, а я не хочу, чтобы они узнали, что их подозревают.
— Вам понадобятся еще люди, — сказал комиссар. — Я дам вам в помощь несколько человек из особого отдела.
— Если можно, я не буду их брать. Я уверен, что их участие ничем не поможет следствию.
— Почему? — растерялся комиссар.
Скэнлон объяснил:
— Потому, что в особом отделе сидят льстивые и лживые дураки, считающие всех остальных полицейских своими врагами. И потому, что мои детективы вовсе не ангелы и никто из них не сможет работать с людьми из особого отдела.
Рассерженный комиссар уже раскрыл рот, чтобы дать Скэнлону выволочку, но тут голос подал Герман Германец:
— Комиссар, может быть, неблагоразумно втягивать в это дело особый отдел, тем более сейчас?
— А почему нет, черт побери?
— Потому, что, если мы сумеем расследовать это дело, вы будете отмечены как непосредственный координатор служебного расследования, давшего возможность произвести аресты, а это поможет нам смягчить последствия неизбежной в таком деле нежелательной огласки. Но этого удастся добиться, только если вы сами возглавите следствие по делу.
Комиссар с досадой проговорил:
— Начальник особого отдела докладывает непосредственно мне.
— Я знаю об этом, — сказал инспектор. — Но я также знаю, что прокурор имеет своих шпионов в особом отделе, которые докладывают непосредственно ему. И по указке прислужников он сможет перехватить дело Галлахера — Циммерман, как только появятся малейшие намеки на подкуп полиции. — Его глубоко посаженные глаза сверкнули. — Так зачем сообщать ему? Если он уцепится за это дело, то начнет муссировать его, чтобы продвинуться в ряды властей предержащих. И тогда мы окажемся на виду, не сможем следить за тем, что происходит, и, что куда хуже, не сумеем уберечь собственные задницы.
— Прокурору можно сообщить позже, — добавил Скэнлон, лукаво улыбаясь. — Особенно если расследование стоит на месте. Просто передайте ему эстафету и отступитесь.
Комиссар полиции пристально смотрел на черный письменный прибор из оникса на своем столе, украшенный изображением полицейских значков разного достоинства — от патрульного до комиссара. Ему преподнесли этот прибор на банкете латиноамериканской ассоциации по случаю выборов «Человека года» за 1983 год.
Скэнлон заметил печаль в глазах комиссара и догадался, о чем тот думает. Пройдя долгий и трудный путь от патрульного на улице до четырнадцатого этажа, он слишком засиделся на Службе, совершив очень распространенную ошибку. Он хотел уйти в отставку, но так, чтобы получить пенсию комиссара полиции. Еще один скандал, и мэр, вероятно, потребует его досрочной отставки. Ему надо продержаться еще пять долгих месяцев, полных всяческих опасностей.
Гомес посмотрел на Скэнлона, взглянул ему в глаза и почувствовал, что тот прочел его мысли.
— Где вы раздобудете людей для этой работы, лейтенант?
— Я возьму несколько детективов у лейтенанта Фейбла из Девятнадцатого участка. Это будет совместное расследование, координируемое лично комиссаром полиции, — сказал Скэнлон.
На миловидном лице комиссара появилась кривая улыбка.
— А вы хитрец, Скэнлон.
— Трудно выжить в этом мире, шеф, — ответил Скэнлон.
— И не говорите, — согласился Гомес. — Но давайте не отклоняться от темы. Пусть кто-нибудь расскажет мне, как мы скроем это дело от начальника следственного управления.
— Я думаю, что теперь это невозможно, — сказал Скэнлон.
— Голдберга придется подключить к расследованию, — сказал комиссар. — Но это уже моя забота.
Скэнлон и Герман Германец вышли на ярко освещенную солнцем улицу и двинулись вдоль аркады,
