— Как получилось, что Гарольд Хант стал твоим бухгалтером?
— Ты знаешь о Гарольде? — удивленно спросила она. — Его Джо рекомендовал. Сказал, что чем-то обязан ему и что Гарольд — отличный парень и хороший бухгалтер. И он был прав. Гарольд хороший бухгалтер. Иногда я даю ему бесплатно побаловаться с девочками. И, скажу тебе, Скэнлон, при всей моей щедрости остается лишь удивляться, как это я до сих пор не вылетела в трубу.
Скэнлон устало вздохнул. Он потратил много времени и сил, следя за Эдди Хэмилом и «Лавджой компании». Такова суровая действительность Службы. Никогда не знаешь, где найдешь зацепку. Большинство версий приводит в тупик, а некоторые сразу помогают раскрыть дело.
Пришло время поблагодарить Гретту. Проститутки — один из самых лучших источников сведений для полицейских. Ни один легавый не хочет терять его. Теплая улыбка сверкнула на его лице.
— Могу ли я угостить тебя выпивкой?
Она погрозила ему кулаком.
— Иногда ты так меня злишь, что хочется дать тебе по шее.
Он расхохотался.
— Как я тебе уже говорил, некоторые люди именно так меня и воспринимают.
— Что будет с деньгами, которые ты нашел в машине Галлахера, моими деньгами?
— Я постараюсь, чтобы тебе их вернули.
— И ты угостишь меня, здесь и сейчас?
— Я буду очень рад.
— Это надо видеть. Легавый, который запустил руку в свой карман. — Она махнула черной официантке. — Шаврон, бутылку шампанского. А счет отдай моему приятелю.
Йорквилл изменился. «Фон Вестернфоген Брау Холла» больше не существовало. Немецкие шпионы сороковых годов переселились на страницы романов. Было около десяти вечера, когда Скэнлон выехал на своей машине на Восемьдесят шестую улицу. Бездомные спали на картонных подстилках у домов и в подъездах. Сутенеры высматривали в темноте своих женщин, проверяя, ходят ли те по панели. Какой-то пьяница мочился между припаркованными машинами. Кафе «Гайгер» и кондитерская были открыты, внутри сидели прилично одетые люди, наслаждались немецким пивом и яствами.
Салли де Несто жила в доме с навесными балконами на Восемьдесят шестой улице, между Первой авеню и Ист-Энд-авеню. Скэнлон остановил машину, взглянул на щиты с надписями. «Остановка запрещена», «Стоянка запрещена с 8 утра до 6 вечера» и «Не занимать проезжую часть с семи утра до часу ночи».
Несколько минут он пытался как-то истолковать все эти знаки и решил, что можно остановиться. Он поставил машину на противоугонку, снял магнитофон и спрятал его под сиденье.
Наркоман, сидевший у дверей обувного магазина, усмехнулся, глядя на его страховочные манипуляции. Скэнлон увидел его и, сложив пальцы в виде пистолета, сделал три «пиф-паф». Наркоман медленно пожал плечами и ушел. Скэнлон чувствовал себя Бронсоном из фильма «Жажда смерти». Что за город!
Салли де Несто открыла дверь и с радостным возгласом бросилась ему на шею, оторвав ноги от пола.
— Что с тобой? — удивился он, внося ее в квартиру и захлопывая дверь ногой.
— Я в прекрасном настроении, и я рада видеть тебя. Я люблю тихие субботние вечера. Но не слишком тихие. — Ее руки соскользнули с его шеи. — Что будешь пить?
— Ничего, спасибо.
— В таком случае давай займемся делом.
Она развязала пояс синего махрового халата.
Ночное безмолвие пронзил рев сирены. Мягко жужжал кондиционер, создавая в темной комнате ощущение безопасности. Скэнлон и Салли лежали на мятой простыне. Салли скрестила ноги и откинулась на подушку. Оба были голые, усталые, ленивые. Они приходили в себя после восхождения на вершину страсти.
— Ты думал о том, о чем мы говорили в прошлый раз? — нежно спросила она.
— О Джейн Стомер и обо мне?
— Да.
— Салли, я сказал тебе, что с этим покончено. У нее есть кто-то другой.
— Как сказал один человек, все кончается, когда приходит конец.
Скэнлон искоса посмотрел на нее.
— И что это, черт побери, означает?
— Это значит, что иногда женщины, которые считают себя униженными, лгут, чтобы причинить боль.
Он покраснел.
— Джейн Стомер не относится к такому типу женщин.
Темнота скрыла улыбку Салли.
Он повернулся к ней.
— А теперь я буду задавать тебе вопросы.
— Какие? — спросила она, глядя в потолок.
— Откуда этот интерес к моим делам?
— Я ко всем своим клиентам отношусь с участием, — как бы оправдываясь, сказала она.
— Но почему? Скажи мне, почему, Салли?
Она отвернулась и погрузилась в размышления. Наконец она спросила:
— Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему я не пью?
— Я никогда не думал об этом.
— Мне нельзя пить, потому что я принимаю фенобарбитал. У меня эпилепсия.
— Что? — Скэнлон растерялся.
— А знаешь ли ты, что я была помолвлена?
— Нет, не знаю, — ответил он, чувствуя, что положение становится щекотливым.
— Мне было двадцать два года, когда я влюбилась. Его звали Карло. Мы хотели жить в Парсипени и иметь четверых детей, двух мальчиков и двух девочек. Венчание должно было состояться в июне. Карло поручил своему свидетелю передать мне прощальное письмо за три дня до свадьбы. Оно до сих пор у меня. Я время от времени перечитываю его. Оно напоминает мне о том, каков мир на самом деле, если я иногда это забываю.
Скэнлон заключил ее в объятия.
— Мне жаль.
— Три месяца спустя у меня случился первый приступ. А через год я оказалась в Манхэттене. Очень одинокая. Я знала, что с моей болезнью мужа мне не найти, а о том, чтобы родить четверых детей, и вовсе не могло быть речи, верно? Так или иначе, однажды ночью я пошла в бар, где встречаются одинокие люди. Там я познакомилась с моим слепым психиатром. Он выглядел таким беспомощным и одиноким, когда стоял у стойки, переминаясь с ноги на ногу и теребя свою рубашку. В черных очках, с понурой головой. Я только один раз взглянула на него, и мое сердце сжалось от жалости. «Жить одному, в полной темноте — вот что такое настоящее одиночество», — подумала я. Я подошла к нему и познакомилась. Мы пошли домой вместе. — На ее лице появилась широкая улыбка. — Он был вторым мужчиной, с которым я легла в постель. Я была почти девственницей.
Он прижал ее голову к своей груди.
— Наутро он дал мне денег, и я их взяла. Он всегда платил за это и думал, что для него не может быть иначе. Я чувствовала себя по-своему любимой и нужной кому-то. После этого меня затянуло. Он присылал ко мне своих больных, и я давала им то лечение, в котором они нуждались. — Она высвободилась из его объятий и потянулась. — Мои клиенты любят меня, Тони. И я их люблю. Мы нуждаемся друг в друге. Они стали моей большой семьей и, странное дело, придали смысл моей жизни.
— Наверное, все мы должны играть теми картами, которые сдала нам судьба.
— Я как раз и хочу сказать, что ты не должен, Тони, ты способен переступить через свою ущербность.
