должны видеть, кто есть кто», — подумал Мэлоун, возвращая ее.
— Благодарю, но мне она пока не нужна.
Хэнли застыл. Этот небрежный ответ заставил истинного аристократа нахохлиться.
— Эти люди не рабы, они — мои клиенты, — заявил он, указывая на рабочих.
Хайнеман задержался у входа, вопросительно глядя на Мэлоуна.
— Я повторяю, они — мои клиенты, — настаивал адвокат.
— Как их зовут, советник?
— Зовут?
— У каждого человека есть имя. Вы должны знать их, если эти люди — ваши клиенты.
Лицо Хэнли исказилось.
— Какая разница! — Он осекся. — Я представляю их интересы!
— О! Большая разница. — И Мэлоун пошел прочь.
Хэнли побежал за ним, схватил за плечо, развернул.
— Я настаиваю на их немедленном освобождении! — Голос его сорвался, нижняя губа дрожала.
Мэлоун улыбнулся.
— Уберите руки, советник, — лейтенант говорил тихо, почти шепотом, и Хэнли понял, что второго предупреждения не будет. Он убрал руку. Как он ненавидел уличные сцены! У себя в коллегии, среди почитателей, Хэнли был чемпионом, здесь, среди низов общества, он терялся.
— Вы слишком натягиваете резинку, Мэлоун. Она лопнет и снесет вам голову.
Мэлоун подошел к адвокату вплотную. Он увидел выступившие у корней его волос капельки пота. Лейтенант провел кончиками пальцев по лацкану пиджака Хэнли.
— Вы ведете себя непрофессионально, угрожая мне, советник, — сказал он и ушел. Адвокат остался стоять со сжатыми кулаками. Мэлоун оглянулся. — Когда увидите Андермана, скажите, что ему не мешает поделиться с вами некоторыми сведениями. Например, сообщить имена задержанных.
Длинный коридор вел к камерам, в которых задержанные иностранцы ждали своей участи. Выходцы с Востока держались вместе, тихо переговаривались на родном языке. Латиноамериканцы тараторили по- испански, бросая тревожные взгляды на офицеров иммиграционной службы, которые вели опрос через решетки камер. Некоторые из задержанных сидели на полу, скрестив ноги; старые привычки быстро вернулись к ним. Лейтенанта ждал Хайнеман.
— Почему так долго?
— Пришлось преподать замечательному члену коллегии урок уличной жизни.
— Этот замечательный адвокат через час заставит их выпустить, — сказал Штерн.
Мэлоун согласился.
— Но я не мог отпустить его, не наказав за прошлую ночь. Между прочим, когда Андерман заберет их отсюда, фургон внешнего наблюдения должен стоять в южном конце Борден-авеню. Я хочу знать, что происходит внутри этого заведения.
Андерману и его адвокату понадобилось меньше двух часов, чтобы освободить задержанных. Мэлоун поговорил с иммиграционной службой, и они до четырех часов гоняли Андермана и Хэнли от одного стола начальника к другому, заставляя улаживать формальности, после чего голубой «форд»-седан уехал в Восточную судоходную компанию. Приехав туда и вылезая из машины, Андерман и рабочие проклинали полицию на четырех языках. Во время поездки Андерман пришел к заключению, что пребывание у него Андреа Сент-Джеймс становится опасным. Слишком много людей идет по ее следу. Вернувшись к себе, он набрал номер «Эл-Ал». Подходящий рейс оказался через полтора часа.
Продавец горячих сосисок поставил свою тележку напротив здания сталелитейной компании «Таушер». Он раскрыл желто-синий зонт над тележкой, открыл пуск пара и помешал оранжевую воду. Под нагромождением сосисок лежал пулемет «брен» в водонепроницаемом пакете. Длинные волосы продавца прикрывали пластиковый провод, который тянулся к миниатюрному приемнику, воткнутому в ухо. Подошел рабочий в стальной каске и заказал сосиски со всеми приправами. Потом отошел от тележки, откусывая на ходу свисающие с бутерброда куски капусты и огурцов. Подождав, пока клиент отойдет подальше, продавец склонился, поправляя ряд пластиковых стаканов.
— Серый фургон, который был у «Интермедии» прошлой ночью, стоит на той стороне улицы, — прошептал он в один из стаканов.
Ответ последовал немедленно:
— Мы ждем.
Голубой седан выехал из ворот склада и пересек Борден-авеню. На заднем сиденье рядом с Айзеком Арази сидела Андреа Сент-Джеймс. За рулем — Хиллель Хенков. Лучи фар полоснули по Тридцать первой улице.
Продавец сосисок наклонился.
— Голубой седан только что уехал. Андреа на заднем сиденье.
Сидевший в фургоне внешнего наблюдения О'Шонесси передал по радио Мэлоуну, что Андреа Сент- Джеймс увезли.
— Поезжай за ней, — сказал Мэлоун, — я постараюсь присоединиться к вам.
Бо Дэвис включил первую скорость и освободил ручной тормоз. Фургон покинул стоянку. Мэлоун и Хайнеман выбежали из полицейского участка.
— Быстрее, — сказал Мэлоун, садясь на переднее сиденье.
Хайнеман взял лежавшую на панели мигалку и укрепил ее на крыше.
— Поехали. — И Хайнеман включил сирену.
Голубой седан выехал на Лонг-Айлендскую автостраду с Гринпойнт-авеню. Машин было на редкость много. Андреа Сент-Джеймс смотрела на ряды домов, стоящих вдоль дороги и напоминающих очертания буквы «А». Прежде она никогда не обращала на них внимания. Небольшой сквер, которого она тоже раньше не замечала.
Гандбольное поле, покрытое любительскими рисунками. Странно: иногда людям недосуг что-либо замечать. Андреа грустила при мысли об отъезде. Вид заслонил фургон с пыльным кузовом, на котором кто- то вывел пальцем бранное слово.
О'Шонесси поддерживал радиосвязь с Мэлоуном. Седан ехал перед ними, машин через пятнадцать.
— Лу, может быть, остановить и перехватить Андреа? — спросил О'Шонесси по радио.
— Нет. Я не хочу засвечивать фургон. И потом, надо узнать, куда они направляются.
Поток машин, выезжающих с шоссе Бруклин-Куинс, вливался на Лонг-Айлендскую автостраду у подножия холма, где создалась пробка. Машины едва двигались, шоферы проклинали все на свете. О'Шонесси стоял у двустороннего зеркала, глядя на проезжающие мимо машины. С фургоном поравнялся белый «кадиллак». За рулем сидела женщина. Юбка задралась выше колен, ноги были расставлены. О'Шонесси так и прилип к ней глазами, но спохватился, осознав, что ему грозит, если сейчас он упустит что-нибудь важное.
Пока голубой седан катил по шоссе, со стороны Манхэттена к Мидтаунскому тоннелю подъехала полицейская машина без опознавательных знаков, но с пронзительно ревущей сиреной. Постовые тут же перекрыли левую полосу, пропуская полицию. Многие заволновались при виде мчавшегося полицейского автомобиля с крутящейся на крыше мигалкой, отбрасывающей красные блики. Вдруг случилось что-то такое, о чем можно будет посудачить за обедом? Авось не так скучно будет тащиться по Лонг-Айлендской автостраде в час пик.
Голубой седан свернул на шоссе Ван-Вик и покатил на юг.
— Похоже, они направляются к аэропорту Кеннеди, — доложил по рации О'Шонесси.
За Либерти-авеню поток машин поредел. Водители жали на газ, давая выход накопившемуся после пробки раздражению.
Бо Дэвис включил четвертую скорость.
Хайнеман выехал на южное шоссе по обочине Лонг-Айлендской автострады, прибавил газу и помчался по разделительной линии, обгоняя остальные машины.
Полицейский фургон держался за голубым седаном. Сидевшие в нем детективы сначала не заметили
