Какие жертвы были принесены, чтобы мы смогли сделать то, что должны были?
— Воистину, даже я не могу сосчитать их, — признал Никсос. — Мы должны брать от нашего Империума больше, чем может представить кто-либо из нас. Эта мысль тревожит тебя?
— Я не могу позволить, чтобы меня что-то тревожило, — возразил Аларик. — Если мы будем размышлять над этим, то не сможем концентрироваться. Это подорвет чувство долга.
Если наша цель не стоит жертв, тогда целей, которые их стоят, просто не существует.
— Хорошо, — лицо Никсоса омрачилось. — Но не говори о таких вещах чересчур открыто, юстикар. Для некоторых они могут звучать как признак духовной слабости. Как мысли тех, кто таит сомнение. Если бы ты был инквизитором, Аларик, то ты мог бы говорить свободно и показывать печать Инквизиции всем, кто осмелился бы усомниться в тебе! Но ты не инквизитор.
— Я знаю, — ответил Аларик. — Но кто-то ведь должен об этом думать. Иначе кем мы станем? Мы должны защищать Империум, и при этом он страдает ради того, чтоб мы его защищали. Как далеко это может зайти, прежде чем перейдет в безумие? Кто-то должен следить за тем, что мы делаем.
— Оставь это нам. А пока что подготовь своих бойцов. Сартис Майорис — непростая задача, и нам не хватает сил в Оке Ужаса. Твое отделение будет сражаться без поддержки, что бы вам там не встретилось.
— Я буду молиться вместе с ними, — сказал Аларик.
Некоторое время после того, как Никсос ушел, Аларик смотрел на работу Торна. Хоть у Хирка и не было глаз, по его лицу было видно, что он сломлен.
Чтобы сломить еретика, понадобились несказанные жертвы. Но Никсос был прав, думать об этом было опасно. Аларик закрыл глаза и предался медитации, и вскоре все мысли исчезли.
