выглядел в ее глазах полным ничтожеством, и ей даже казалось странным, что она поначалу была уязвлена его изменой. Так что это даже и к лучшему, что она не продлила свое безумство еще на несколько дней, ничего путного из этого все равно бы не вышло. Она бы так и не насытилась дикарскими ласками своего нового бесподобного любовника, ниспосланного ей, несомненно, небом для утешения, и расстроилась бы окончательно, расставшись с ним. А ее израненное сердце нуждалось в отдыхе и покое.
Не говоря уже о том, что ей требовалось сохранить оставшиеся у нее крупицы здравомыслия, столь необходимые для решения бесчисленных проблем, ожидавших ее в Баллантре. Она должна была любой ценой сохранить этот замок в руках Синклеров, иначе гореть ей вечно в адском пламени в наказание за свою бестолковую жизнь, растраченную на глупые пустяки.
Мойра тяжело вздохнула, живо представив, как лохматые и рогатые черти поджаривают ее на костре, нанизав на вертел, и сосредоточилась на управлении пикапом, уже доставившим ее к низким каменным оградам, разделявшим земельные участки, за каждый из которых ей приходилось сражаться. И вновь, как уже случалось не раз, Мойра остро почувствовала моральную ответственность перед своими предками и потомками.
Каждый камень, выпавший из межевой стены, ложился тяжким грузом на ее хрупкие плечи. Но она не роптала и в одиночку несла свой крест, исполняя работу, явно непосильную тридцатилетней писательнице со скромными доходами. Нанять команду инженеров ей было не по карману, а привлечь к благоустройству своего родового замка уйму посторонних инвесторов она не хотела по моральным соображениям.
Вот на повороте в просвете между вековыми соснами открылся потрясающий вид на долину, раскинувшуюся у подножия заснеженных лесистых гор. И как обычно, Мойра притормозила, чтобы полюбоваться этим восхитительным зрелищем. Отказать себе в этом удовольствии она не могла, в любое время года и в любую погоду принадлежащая ей пока еще земля выглядела изумительно. Всякий раз, когда Мойра окидывала взглядом родовые владения Синклеров, она преисполнялась гордостью за свой род, история которого уходила корнями в седую старину. Вот и теперь руки ее крепче сжали баранку, а сердце заколотилось чаще, подгоняемое решимостью сохранить фамильное наследие.
Да, был грех, она порой жалела, что стала единственной дочерью и наследницей своих родителей, безвременно сошедших в могилу вскоре после того, как ей исполнилось шесть лет. Их смерть стала для нее серьезным потрясением. Но еще сильнее переживала она утрату своего любимого дяди Найла, постигшую ее двумя десятилетиями позже. Однако каким бы тяжелым ни казалось ей бремя взятых на себя обязательств, Мойра стойко преодолевала все трудности, потому что любила Баллантре всеми фибрами своей души.
После окончания колледжа ей представилась возможность сделать карьеру в Инвернессе, популярном центре туризма в Северном нагорье, где ежегодно проводился красочный горский фестиваль. И хотя в глубине души она и была уверена, что даже там, вдали от замка, с головой погруженная в увлекательную и хорошо оплачиваемую работу, она не забудет о своем долге, Мойра не осмелилась полностью доверить заботу о Баллантре управляющему и осталась жить в нем, став свободным литератором. Постепенно хозяйственные хлопоты стали смыслом ее существования, она уже не представляла своей жизни без регулярного общения с людьми, живущими на этой земле, простыми работящими фермерами, разводящими овец и возделывающими арендованные у Мойры участки. Она сердцем прикипела к этой долине и знала, что никогда не предаст свои родные места.
Вдохновленная их красотами, она тронула свой грузовичок с места, преисполнившись решимости удвоить свои усилия в борьбе за правое дело. Первым делом надо было написать в Америку детям Таггарта и убедить их инвестировать значительные средства в поместье Баллантре. Как заметил мистер Уэнтуорт в свойственной ему мягкой манере, даже продажа значительной части земли, прилегающей к замку, не спасла бы хозяйство от финансового краха. К тому же, добавил он с подкупающей улыбкой, найти покупателя будет весьма затруднительно.
Между тем древнее строение оседало, рассыпалось и загнивало быстрее, чем строители успевали его реставрировать. Гонораров, которые она получала за свои книги и статьи, на оплату труда рабочих уже не хватало. На арендную плату за землю надежды тоже с каждым годом становилось все меньше, дети фермеров не проявляли интереса к тяжелому крестьянскому труду и уезжали учиться или работать в Инвернесс и Абердин, откуда не возвращались.
Аналогичная картина наблюдалась и в соседней деревне, молодежь уходила оттуда на поиски лучшей доли столь же стремительно, как из фермерской общины. Доходы же тех, кто оставался, в значительной мере зависели от хода ремонтных и реставрационных работ в замке, к которым их привлекала Мойра. Но когда фонды иссякали, сокращалось и количество рабочих мест. Мойра, чувствовавшая свою ответственность за благосостояние всех земляков, не могла бросить их на произвол судьбы и, когда положение стало отчаянным, прибегла к тому же способу поправить дела, к которому прибегали еще в начале четырнадцатого столетия ее предки: обратилась за помощью к вождю клана Морганов, потомков когда-то могущественного клана Маккеев.
Теперь ей предстояло наладить контакт с его старшим сыном и наследником, Таггартом-вторым. Закавыка заключалась в том, что он мог и не знать о своем статусе вообще либо не пожелать продолжить миссию своего почившего отца.
Мойра миновала растресканные колонны главных ворот крепости, считавшейся когда-то неприступной благодаря своему выгодному географическому положению, и медленно поехала по длинной аллее, с которой открывался чудесный вид и на Кернгормские горы, облюбованные теперь альпинистами и туристами, и на озеро Лох-Олиш, и даже на изгиб реки Тей, в бурных водах которой рыбачили и приезжие любители экзотического отдыха, и местные жители, особенно в неурожайные годы либо в периоды массового падежа овец.
На заливных лугах вдоль каменистого берега реки паслись лохматые бараны, рядом трудились на своих участка фермеры-земледельцы. Дальше по дороге располагалась деревня Баллантре, за ней начинались горные отроги Инвернесс. Все эти угодья, испокон веков принадлежавшие пращурам Мойры, требовали постоянного присмотра и неустанного труда, она же не управлялась даже с разваливающейся на глазах цитаделью.
– Да, таким лакомым куском пирога легко и подавиться! – в сердцах воскликнула она, минуя въезд во двор замка, заваленный грудами строительного мусора и щебня, и сворачивая на гравийную дорожку, ведущую к ее башне в северном крыле.
Погруженная в раздумья о насущном и стараясь не отвлекаться на воспоминания о минувшей ночи и брошенном ею в гостиничном номере мужчине, Мойра поднялась по винтовой лестнице в свою спальню и застыла на пороге, вдруг отчетливо вспомнив возмутительную случку Джори и Присс на ее кровати.
И тотчас же все первостепенные дела, которые она собиралась переделать, как то: разжечь огонь в огромном камине, чтобы согреть свою холодную каменную обитель, отредактировать свою заметку, составить план ремонтных работ на весну, написать важное письмо в Штаты – все они моментально отошли на второй план, вытесненные фундаментальной заботой, важность которой представлялась Мойре бесспорной.