торжественное открытие фестиваля под названием светопреставление, Иван? — спросил Сатана.
Иван еще раз посмотрел на дисплей и ответил:
— Отлично, все прошло. Я очень устал, Сатана, я сказал такую длинную речь после столь долгого молчания, и мне теперь надо отдохнуть. Я бы хотел поспать, я всю жизнь хочу спать, и я очень люблю свои сны. Вот высплюсь как следует и приму решение — когда. Утро вечера мудренее. Вы можете здесь оставаться, если хотите, — обратился Иван к Сатане, — у вас есть последний шанс уничтожить меня, если сможете. Хотя ничего вы со мной сделать не можете… А я посплю пока. — И Иван направился к дивану.
Все трое присутствующих молча провожали его взглядом. Иван лег на диван, закрыл глаза, и буквально через несколько секунд его дыхание стало ровным.
— Уснул, — сказал Сатана. — Надо отдать ему должное: с нервами у него все в порядке. А ведь ему в действительности далеко не все равно, будет он жить, когда проснется, или нет.
Риикрой сказал на это:
— Нет, Господин, я с вами не согласен. Он просто знает, что ни вы, ни я, ни тем более Аллеин не можем причинить ему ни малейшего физического вреда.
— Почему ты мне изменил, Риикрой? Разве я к тебе плохо относился?
— От вас слишком долго не было вестей, Господин. А мне никак нельзя существовать без начальника, так же, как и Аллеину.
— И вы уже решили, что появился новый Бог.
— Да, Господин, решили. Мы решили, что он вот-вот появится, и нам лучше быть поближе к нему. К тому же, зная Ивановы мысли, уже нетрудно было догадаться, что вы — не самостоятельный борец с Творцом, равный или почти равный Ему по могуществу, а всего лишь актер, играющий написанную Им роль. Громоотвод человеческих страстей, как сказал Иван, снимающий ответственность за зло, существующее в мире, с Бога. Я попробовал побыть человеком, Сатана. И скажу тебе, мне это очень понравилось! Человеком быть интересно, и я сожалею, что не был рожден смертным.
— Сожалеешь?
— Да, Господин.
— Иван может поставить условие Творцу в обмен на свою отставку с поста Антихриста. Завтра он запустит своего Самаэля и заставит всех нас служить себе, если Бог ему позволит сделать это. А вы уже и сами готовы — это естественно, таков закон вашего существования. Все всегда подчиняется силе… Если он будет исполнен необходимым знанием, и я буду служить ему… — блеснули огнем глаза Сатаны. — В момент, когда откроется его Книга, он станет Богом. Два Бога быть не может, поэтому у Творца есть два пути: первый — Он останавливает время, прерывая все связи между Книгой и материей, к чему Он уже хорошо подготовился, поэтому ты, Аллеин, Его и не слышишь. Это будет Конец света — зрелище, я вам скажу, не для слабонервных. Второй путь — Он заключит с Иваном сделку, по которой Иван откажется довести свою работу до конца. Я думаю и практически уверен в том, что ни на какую сделку Иван не пойдет, не такой это человек. Просто не представляю, что бы его могло остановить, ведь он — настоящая машина и понятия не имеет, что такое любовь, так же как и ты, Риикрой. Я считаю, что Конец света наступит, как только Иван проснется, — завершил свою речь Сатана.
— А что такое любовь, Господин? — спросил Риикрой. — Я этого так и не понял, пока был человеком.
— Любовь — это то, чего нет, это великая мистификация, выдуманная Богом специально для того, чтобы человек подчинялся Ему. Где любовь — там Его власть. Это эмоциональный опиум, не позволяющий человеку противиться чьей-то посторонней воле, но человек при этом остается счастливым. Это может быть воля Бога, человека, мужчины или женщины, ребенка. Иногда это заложено генетически, иногда внушается через душу, как, например, любовь к Богу. Человек, не имеющий души, находясь в здравом уме, не может любить Бога, потому чтя слишком много горя Он принес в мир людей, создав его таким несовершенным и постоянно угрожая людям. И в этом виноваты не люди, а тот, кто их создал такими, — Бог.
— Тогда давай расскажем все это Зильберту. И тогда, я думаю, он отдаст приказ убить Ивана, — предложил Риикрой.
— Тебе-то что от этого, Риикрой, ведь твоя судьба в любом случае не изменится? Ты обречен.
Сатана несколько раз прошелся по комнате, как бы измеряя ее шагами, потом остановился, повернулся спиной к Риикрою и сказал:
— Воистину, этот мир подобен театру, в котором режиссер сам пишет сценарий, выбирает актеров на определенные роли, распределяет роли, и актеры начинают работать по его указаниям. Одного он делает героем, другого тираном, третьего шутом… Один должен играть роль, полную страдания, другой — радости. Каждая роль имеет свое, совершенно необходимое место в спектакле. Его успех — в совершенном исполнении каждой роли. Но режиссер остается режиссером, а актеры — актерами. Они — не марионетки, а он не кукловод, дергающий за веревочки. Чтобы хорошо сыграть спектакль, задуманный режиссером, актеры должны проникнуться его духом. Но это далеко не всегда получается. Хороший актер, покорный сценарию, играет свою комическую или трагическую роль реалистически. Но в мире очень мало хороших актеров. Большинство из них изображают только внешние проявления того, что им надо сыграть, — любовь, ненависть, желание, злобу, гордость, смирение. Но на сцене, кроме актеров, еще полно другого случайного народа. Поэтому там творится настоящий бардак. И режиссер нервничает, не в силах совладать с массой этого не обученного им случайного народа, не знающего своих ролей. Иван же — прекрасный актер, актер-импровизатор, который сам хочет стать режиссером. Его роль никем не написана, и он играет то, что сам себе написал, а не предложенное режиссером. И делает это самым наилучшим образом. То, что Иван узнает, когда проснется, — превосходит возможности этого мира.
— Все дороги ведут в Рим, любое познание мира — к Концу света? — сказал Риикрой.
— Да, Риикрой. Увы…
— И нет никаких иных путей?
— Творец всеми доступными способами пытался свернуть людей с пути, ведущему к познанию. Главное — поставить веру впереди разума. Что Он только ни делал! Ничего не вышло. Никто и ничто не может остановить человека в его стремлении к самоуничтожению.
Иван спал, лежа на спине. Его лицо было спокойным, дыхание ровным. Ему снилось, что он летел над поверхностью океана, земли нигде не было видно. Этот полет длился, казалось, бесконечно. Ивану было хорошо лететь так над водой, не зная усталости и не видя берега.
Сатана склонился над Иваном и сказал:
— Я могу внушить ему любой сон, могу разбудить его, могу искушать его чем угодно. Но я не могу заставить его отказаться искать истину, не нужную никому. Лийил, ты заменил ему реальность образами, еще более реальными, чем сама реальность. Ты предлагал бросить к его ногам порабощенное чудесами человечество. А ему и этого не надо. Вот перед вами лежит человек, который точно знает, что ему надо. И все силы этого и иных миров ничего не в состоянии с ним поделать. Вот и все наше могущество… Что в этой ситуации лучше всего сделать, Аллеин? Риикрой? Молчите. А зря. Вам ведь есть что сказать. Правильно… лучше всего не делать ничего. Более того, надо исчезнуть, скрыться, оставить его один на один с Самаэлем.
И Сатана тут же исчез, вслед за ним то же самое сделали Риикрой и Аллеин.
— Мне надо следовать за ним, Риикрой, — сказал Аллеин, — он что-то задумал, и я, кажется, знаю — что!
— Теперь, когда я свободен, могу подтвердить тебе, как соучастник его дел, что верить Сатане никогда нельзя. Насколько я знаю, за все время своего существования он не сказал ни одного полностью правдивого слова, — промолвил Риикрой и добавил: — Но и никогда не солгал так, чтобы в его словах не было доли правды. Во лжи, замешанной на правде, — его сила. Лети быстрей, пока еще его след не затерялся в межпространственных туннелях.
Аллеин устремился в погоню за Сатаной, а Риикрой остался в комнате.
«Он занялся своим привычным делом — помогать людям, а чем же заняться мне? Странный вопрос, конечно же — тоже своим привычным делом. Я тут наслушался угроз в свой адрес от Господина, но, думаю, он меня все же простит. Конечно, простит. Простит потому, что ему нельзя без меня, ведь у нас одна сущность. Как выяснилось, человек из меня получился самый заурядный, таких — сколько угодно, а вот бес
