Иван быстро и резко взглянул на Наташу, но она не изменила выражения лица, показывая этим, что его жесткий взгляд ее не обидел.
— Я думаю о том, как мне быть дальше, Наташа. Я тебя удивил?
— Нет, мне тоже так показалось. «Быть иль не быть — вот в чем вопрос», — сказала Наташа, сводя диалог к шутке. — Знаешь, мне кажется, что пройдет совсем немного времени и многое определится.
— Нет, Наташа, — Иван покачал головой, — я так не хочу. Мне надо определяться самому.
Наташа отошла от Ивана и стала резать хлеб и доставать из шкафа посуду. Она искоса взглянула на Ивана и подумала: «Он не вмещается в эту кухню — не потому, что он высокий, а потому, что нельзя ему каждый вечер сидеть на кухне и смотреть в окно. Если он будет сидеть здесь и смотреть в окно, как мой отец, ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу себе этого представить. И он, наверное, не может. Об этом он и думает. Да, ему нужно достойное его дело, а дела у него, судя по всему, нет».
Наташа начала было расставлять на столе посуду, но вдруг остановилась и сказала:
— Давай будем ужинать в зале.
— Давай в зале, — с готовностью согласился Иван. Он помог Наташе перенести в зал посуду и блюда. Наташа постелила на стол красивую скатерть, все расставила и принесла бутылку вина.
— Открывай вино, — протянула она бутылку Ивану. — Помянем моего отца, хоть с опозданием, а потом отметим наше с тобой обручение.
— Кто был твой отец? — спросил Иван.
— Мой отец был физик, как и ты. Но его настоящая профессия была, все же, по-моему, быть моим отцом и мужем моей матери. Он был хороший человек. Люди его уважали. Думаю, он бы простил мне вчерашнее, поэтому и не каюсь, что пропустила поминки.
— Вчера было девять дней?
— Да.
Наташа надолго замолчала, погрузившись в свои мысли.
— Раз ты любила своего отца, значит, он тебе все простил. Не горюй, Наташа.
Наташа села рядом с Иваном и, обняв его, спросила:
— Ваня, что тебя беспокоит, скажи. Не я ли этому причиной?
— Вот что, Наташа, давай договоримся так. Не позже чем в среду я исчезаю дней на тридцать-сорок, может быть меньше. Уверен, за это время я разберусь со своими проблемами.
— А если я не согласна ждать, что тогда? — спросила Наташа.
— Я все равно сделаю то, что задумал.
— Даже если потеряешь меня?
Глаза Ивана сверкнули знакомым уже светом, который заставляет всех ежиться и отводить взгляд. «Каким он жестоким может быть», — подумала Наташа.
— Я сделаю то, что решил, прости меня, если можешь.
Теперь перед Наташей стоял человек: высокий, очень сильный, очень умный, очень странный, бесконечно талантливый и очень чужой. Этот человек пристально смотрел на нее. Наташе казалось, что его взгляд проникает в самую глубину ее души. И этот взгляд был не добрый. «Ну, вот и все! Зачем я сказала это? Теперь он начнет ломать и меня, как ломает законы физики. Я для него теперь — логическая модель. Господи, неужели все кончилось, не успев и начаться!»
— Иван, скажи, я тебе очень нравлюсь?
— Я сделаю все, чтобы мы были вместе, — ответил Иван и обнял ее.
Аллеин сложил руки крестом на груди, поднял лицо вверх и полетел, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Летел он, не махая крыльями, а как ракета, поворачиваясь вдоль оси, направленной в центр Вселенной. Он летел так, потому что на это была не его воля, а воля пославшего его. Вскоре он предстал пред вратами, ведущими к Богу, они были закрыты. Тут он услышал знакомый голос:
— Аллеин, ты поведешь Ивана на встречу с Врагом.
— Но я не могу этого делать, ведь он не отказался от Врага — ни внешне, ни внутренне. Я не люблю этого человека. По Твоей воле он может все, но он не может пока даже решить, чего он хочет.
— А разве ты не знаешь, Аллеин, что для смертного самое трудное — это выяснить, чего он в действительности хочет?
Аллеин склонил голову:
— Господь, а если он не откажется от Врага?
— Если он не откажется от Врага, его поведет на встречу с ним кто-то другой — из тех, которые для меня не существуют.
— И такое может быть?
— Иван — свободный человек. Все может быть, Аллеин. Возвращайся на Землю. Я привлек тебя, чтобы сказать важное.
Аллеин поклонился, взмахнул крыльями и полетел.
6
— Ну что, Риикрой? Что скажешь? Как Иван? Он теперь понял, в чем заключается его роль, и она ему не нравится? — бросил Сатана, опережая очередной доклад Риикроя.
— До него, кажется, начинает доходить, что существуют в мире обстоятельства, над которыми он не властен. И эти обстоятельства заложены внутри него.
— Значит, до него начинает доходить, что он — мой. Он обязательно дорешает свою Систему до конца. Компьютерные программы — это то, что нам более всего доступно и понятно, потому что нет ничего более логичного. Так вот, в основу программы, которую он только что сделал, он положил принципы, которые Творец использует при трансформации духовных образов в материальные сущности. И ловко, скажу я тебе, это сделал! На высшем уровне.
— Как это ему удалось?! — искренне удивился Риикрой, знающий настоящую цену научным открытиям людей, но не вникший до сих пор в тонкости Ивановой Системы.
— Все дело в том, что он попутно с составлением своей Системы ранее создал мощный математический аппарат, людям пока неизвестный. Его он и использовал при программировании. Ты понимаешь, что он сделал? Эта программа многого стоит… Одно без другого создать было невозможно.
— И он, кстати, осознает это. Видимо, поэтому на ту программу, которую передал для тиражирования, он наложил специальный ограничительный фильтр. Оригинальная же, ничем не ограниченная программа осталась только в том компьютере, на котором он программировал, причем через определенное им время или при попытке перезаписи она будет стерта. А исходный текст он вообще уничтожил.
— И ему было не жалко? — В голосе Сатаны Риикрой услышал искреннее сожаление. — Это что — осторожность или что-то другое?
— У него феноменальная память. И он предпочитает все хранить в голове, так, по его мнению, надежнее. Без него этой программой никто не сможет воспользоваться. Ведь никто, кроме него, не знает вход в нее и принципы управления. А так-то да — эта штука занимательная. Для чего люди могли бы ее применить, если бы имели ключи к ней?
— Прямое применение — оптимальное управление любыми потоками информации. Ну а, вообще говоря, она может, например, быстро кодировать человеческую речь в текст. То есть информацию любого объема, заданную на материальных носителях, она кодирует в свою символьную систему, которую потом можно декодировать в обратном направлении. Если бы к этой штуке пристроить датчик нематериальных образов, она бы из них могла сделать, например, текст. А если эту программу модифицировать, то и рабочие чертежи материальной модели образа. Представляешь: думает человек, например, о цилиндре и даже ничего не говорит, а через посредство этой программы станок вытачивает этот цилиндр. Ну, это простейший случай. То есть осталось изобрести генератор образов, набрать побольше молекул и творить мир из них. Иван на правильном пути — пути создания инструмента творения.
