кора, а корочка.
Ивану понравилось слово «корочка».
— Да, корочка красивая. Принимаю подарок.
Он взял засохшую веточку и разломил ее пополам. Одну половину отдал Наташе, а другую взял себе.
— На память. Сохрани и ты.
Наташа молча взяла веточку.
Риикрой рассмеялся и сказал Аллеину:
«„И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих…“ Как это похоже, Аллеин, не правда ли?»
«Да, Риикрой, человеческая сущность не меняется. В этом ты прав», — сказал Аллеин.
— Ну что, не пойти ли нам поужинать, а? — предложил Иван.
— Да, я бы не отказалась.
— У тебя мокрые ноги. Ты не простудишься?
— Это ничего. Я не боюсь простуды, — ответила Наташа. — Ну что, пошли?
— Пошли, очень хочу послушать музыку. Сто лет уже не слушал музыку, а это — моя большая слабость.
— Да? — искренне удивилась Наташа.
— Да. Я даже хотел стать музыкантом, правда, это было давно, когда еще учился в школе.
Иван поймал себя на мысли, что он тратит драгоценное время, предназначенное для обдумывания своего дальнейшего поведения, совершенно нерационально. Но тут же отогнал эту мысль.
6
Зал ресторанчика был маленький. На возвышении стояло фортепиано, небольшая ударная установка и контрабас. Иван с Наташей пришли первыми. Иван заказал вино и ужин, и они стали ждать.
— Здесь очень уютно. Мне нравится старая мебель. Такая, как эта, — сказала Наташа. Иван кивнул головой.
— Мне тоже здесь нравится.
— Уверена, официантка даже и не заподозрила, что ты не американец. У тебя блестящие способности к языкам.
— У меня абсолютная память, только и всего.
— Нет, этого мало. Чтобы овладеть языком, нужно еще кое-что, кроме памяти.
— А что еще?
— Смелость. Надо не бояться говорить. Понимаешь?
— Не понимаю. Чего бояться-то?
— Ну, например, того, что тебя не поймут, что будут смеяться про себя над твоим произношением.
— А, вон что? Нет, этого я не боюсь.
— Ну и самоуверенный же ты парень, Иван. Я бы даже заподозрила тебя в бахвальстве, если бы сама не была свидетелем того, как ты учился английскому разговорному.
В это время на эстраду вышел мужчина, взял электрогитару и сел на стул, который принесла официантка. Это, наверное, и был тот самый музыкант. Лицо музыканта было худым, бледным, даже каким- то серым, волосы, как пакля, а глаза тусклые и грустные-грустные. Он взял несколько аккордов, быстро подстроил гитару, потом посмотрел в зал. В зале никого, кроме Наташи и Ивана, не было. Но это не смутило музыканта. Он едва слышно щелкнул несколько раз пальцами, как бы сам себе задавая ритм, и начал играть. Играл он блюз.
На эстраду вышли еще трое: пианист, контрабасист и барабанщик; гитарист не переставал играть, остальные подстраивались под него. А тот играл без перерыва, как бы не замечая ничего.
Зал наполнялся людьми. Люди были одеты очень просто, но было видно, что они приехали сюда специально послушать музыку. Они разговаривали тихо и смотрели в основном на эстраду, а не друг на друга. Вошел портье, который устраивал Ивана и Наташу в гостинице. Иван встал и, улыбнувшись, вежливым жестом пригласил его подойти. Он подошел и сел за столик.
— Будьте добры, — попросил Иван, — расскажите, кто этот гитарист, откуда?
— О, это знаменитый в прошлом музыкант. Он тяжело болен, но он не стал играть хуже. Это известно всем. У него СПИД, к тому же он неизлечимый наркоман. У нас в городке есть дорогая частная клиника для таких. Поэтому он здесь. Вам понравилось, как он играет?
— Да, совершенно фантастическая музыка.
— Это все говорят. Говорят, так играть невозможно но он играет. С тех пор, как он здесь играет, наш ресторанчик полон каждый день. Сюда приезжают издалека, поэтому у нас здесь очень дорого.
— Да, да, я понимаю, — кивнул головой Иван.
— Я вас никогда не видел в нашем городке, — сказал метрдотель.
— Мы здесь первый раз, — ответил Иван.
— Желаю вам хорошо провести вечер. Ресторан работает до полуночи, но если Майкл будет играть позже, мы; будем работать, пока он будет играть.
А Майкл продолжал играть. Теперь он, похоже, играл какую-то классическую вещь, но аранжировка была такая, что было трудно угадать, кто это — Бах, или Паганини, или тот и другой вместе.
Майкл играл и играл без перерывов. Интересно было то, что ему удавалось чередовать характер музыки так, что у публики не притуплялось восприятие, хотелось слушать еще и еще.
Музыканты ушли отдохнуть. Наташа боялась, что Иван встанет и предложит уйти, ведь ужин закончился. Но Иван, похоже, не торопился уходить. Он заказал еще вина и продолжал сидеть, никуда не собираясь.
— Хорошо? — спросила Наташа.
— Да, хорошо, — охотно согласился Иван. — Я хочу дослушать этого Майкла до конца. Как ты?
— Я с тобой, — с готовностью согласилась Наташа.
Музыканты отдыхали минут пятнадцать, не больше. На этот раз Майкл вышел последним. Пока его не было, контрабасист отодвинул в сторону контрабас и взял в руки бас-гитару, барабанщик добавил два барабана, а пианист сделал несколько пассажей, как бы проверяя, на что способно это фортепиано. Вышел Майкл, сел на свой стул и кивнул головой.
Включилась бас-гитара, потом заработал мотор барабанов, фортепиано разбавило все это веселым и энергичным форте — это был ритм рок-н-ролла. Майкл взял какой-то замысловатый аккорд и начал соло. Иван считал себя специалистом рок-н-ролла, он много слушал эту музыку, знал ее историю и мог безошибочно определять все ее направления. Только в последние два-три года он мало уделял внимания своему юношескому увлечению, потому что свободного времени совсем не стало. То, что играл Майкл, Иван сразу окрестил Майкл-роком, настолько это было непохоже на все, что ему приходилось слышать.
Публика оживилась. Настроение, навеянное блюзами, быстро сменилось весельем. Люди улыбались, громко разговаривали. Несколько пар стали танцевать.
Иван позабыл обо всем на свете. Музыканты играли, люди слушали, танцевали, пили вино, улыбались. И, в общем-то, никому ни до кого не было дела. Всех здесь присутствующих объединяло одно — люди пришли сюда, чтобы получить то, чего они не могли получить в своей обыденной жизни, и здесь заставляли думать и чувствовать, как хотелось тому, кто был тут главный, — музыканту. Он властвовал над всеми силой своего таланта, и все ему охотно подчинялись, потому что он, собственно говоря, никому не хотел ничего плохого. «Вы пришли сюда, чтобы слушать меня, ну так слушайте. Я люблю играть — это есть содержание и весь смысл моей жизни, а вы пользуйтесь моим талантом: плачьте, смейтесь, теряйте голову — делайте, что хотите, а я буду играть, потому что мне это нравится — играть для вас».
«Ему не надо Лийил, чтобы овладеть воображением людей, — думал Иван. — Интересно, как бы
