3
Моховцев удобнее уселся на сиденье автомашины.
— Значит, я поехал на посты, — повторил громко комбат. — Ясно? А?
— Так точно, товарищ капитан! — ответил дежурный по части лейтенант Земляченко.
— За меня остается старший лейтенант Капустин… Поехали!
Шофер включил скорость. «Козел» завихлял по улицам городка и выбежал на широкое шоссе, развороченное бомбами, гусеницами тяжелых танков и самоходок.
Капитан сидел молча, с закрытыми глазами, словно дремал. Но это только казалось. Он восстанавливал в памяти дорогу, по которой мчалась машина, сеть вносовских постов, расположенных вблизи нее. Время от времени открывая глаза, комбат замечал то по одной, то по другой стороне шоссе тонкие кабельные провода, тянувшиеся в стороны от столбов. В этих местах капитан приказывал остановить машину.
Те, кто сопровождали комбата в его поездках, удивлялись, как это Моховцеву удается открывать глаза именно там, где стоят контрольные столбы.
«Он, наверно, знает их на память по всему пути от Волги до границы», — шутил по этому поводу Грищук.
А это действительно было так.
В начале войны Моховцев очутился недалеко от берегов Днестра. Отсюда он прошел тяжелый путь на восток. Теперь капитан снова возвратился к знакомым местам.
— В роту или на посты? — спросил шофер.
— В канцелярию успеем, — бросил капитан. — Поворачивай на грунтовку.
Водитель нажал на акселератор. Мимо машины замелькали деревья, кусты, бугорки…
Дорога была извилистой, капитана бросало с боку на бок. Еще поворот, еще один. Наконец машина выехала на грунтовку.
— Стой! — скомандовал Моховцев.
Шофер затормозил. Капитан вышел на дорогу, запрокинул голову возле столба и начал внимательно присматриваться к линии. Здесь начинался «воздушный» шлейф к посту Давыдовой. Цепким взглядом впился командир в место соединения линии со шлейфом. Кабель тянулся к ближайшему высокому дереву, а потом уходил в зеленую поросль кустов.
Моховцев неторопливо возвратился к машине.
— Давай в объезд. Дальше дорога простреливается.
…На посту ноль девять жизнь шла своим чередом. От вчерашней грозы заметных следов не осталось. Ярко горело в зените солнце, в его сиянии далеко виднелись холмы и ложбины, в соседней рощице весело трепетала под теплым ветерком листва. Шест с кабелем девушки подняли. Опять ровненько воткнули в землю сваленные грозой фанерки-указатели, прибрали в хате, настелили на дырявый, потолок свежих веток. Только несколько сваленных деревьев на склоне холма да опавшая кое-где листва напоминали о недавней грозе и обстреле.
Наблюдатель, как всегда, стоял в котловане и внимательно всматривался в горизонт. Сегодня наблюдателем была Алиева. Свободные от дежурства девушки сидели на траве.
Если перед глазами Зары горизонт был чистым, то все остальные видели в воздухе небольшой самолетик.
За наблюдательной площадкой, с тыльной стороны поста, был натянут на двух палках тонкий кабель. С него свисала аккуратно сделанная модель немецкого самолета. Ее можно было передвигать вдоль кабеля, поворачивать.
Зина, Люба и Рая без гимнастерок сидели на земле и вяло отвечали на вопросы Давыдовой.
Младший сержант передвинула модель вправо и повернула ее носом на север.
— Докладывайте, Чайка!
— «Хейнкель», курс триста шестьдесят… — продолжить Зине не пришлось. От наблюдательной площадки долетел голос Алиевой:
— Товарищ младший сержант! Машина по курсу триста шестьдесят! Кажется, командирский «козел».
Девушки вскочили на ноги. Машина спряталась за откос, но шум мотора был слышен отчетливо. На всякий случай начали надевать гимнастерки. Давыдова побежала в хату. Оружие, одежда, вещи — все на местах, в полуразрушенном помещении — чистота.
Тем временем командирская машина скользнула в лощинку и начала вскарабкиваться на бугор. Не доехав до проволочной изгороди, она остановилась. Давыдова мигом очутилась рядом с автомобилем:
— Товарищ капитан! Личный состав поста ноль девять выполняет боевое задание по воздушному наблюдению. Дежурит рядовая Алиева. В воздухе спокойно. Нарушений нет. Докладывает начальник поста младший сержант Давыдова.
— Нет нарушений? Докладываете неточно.
Он сделал паузу, наблюдая за лицом Давыдовой, на котором отразилось беспокойство.
— Не везде замаскирован как следует шлейф. Ясно?
Давыдова растерялась.
— Буря сорвала листья, — наконец нашла она оправдание. — Это только вы сумели рассмотреть, товарищ капитан.
— Думаете, противник будет менее внимательным, чем я? После грозы выходили на линию?
— Нет, товарищ капитан.
— Ну вот. Исчезла у вас вчера связь — вы починили на быструю руку, и все. Под Морозовской из-за такой поспешности… — Он вдруг оборвал себя. — Чем занимаются люди?
— Тренируются на моделях самолетов.
При появлении капитана девушки подтянулись, встали «смирно».
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался с ними Моховцев.
— Здравия желаем, товарищ капитан!
— Как живете?
— Хорошо.
— А служите, товарищи, не совсем хорошо.
Девушки молчали.
— Кто выходил на линию во время грозы? — обратился он к Давыдовой.
— Ефрейтор Чайка и рядовая Алиева.
— Почему же вы, Чайка, небрежно исправили линию?
Зина вытянулась еще больше. Тоненькая, как молодая березка, она стояла немая, неподвижная, и только кудряшки, что выбились из-под пилотки, шевелились под ветром на ее лбу.
— Только и всего, что соединили оборванные концы… Оставили кабель на земле. О маскировке шлейфа совсем не подумали, — продолжал капитан. — Нехорошо! Ведь вы, Чайка, пришли из батальона, должны быть образцовым воином. Ясно?
— Так точно!
— А что у вас с ногой?
— Да ничего… разбила коленку, товарищ капитан. — Она спокойно посмотрела на командира.
— Садитесь! — смягчился Моховцев и тяжело опустился на траву возле Зины. — Ранка большая? Йодом сразу залили? — спросил он.
— Сразу, товарищ капитан.
— Может, отвезти вас в батальон, показать врачу?
— Да нет, товарищ капитан… Уже не болит.
— Ну, смотрите… Не думайте, что капитан придирается к вам, солдатам, — обратился он уже ко всем. — То, что записано в уставах и инструкциях, добыто дорогой ценой, ценой крови. Ясно? Помню, во время отступления под Морозовской, на Дону, прокладывали шлейф. Шли, шли, дошли до грунтовки,
