Он искал капитана Моховцева или Смолярова, или обоих вместе, чтобы высказать им все, что было у него на душе, сказать, что считает Зину невиновной, что хотя она и ошиблась, но «боинг» все равно надо было сбить и что он, лейтенант Земляченко, не может дальше вести дознание…
Ему не удалось осуществить свое намерение. Ни командира части, ни замполита в штабе не оказалось. Оба уехали в Бухарест…
1
Моховцев еще раз медленно перевернул страницы, густо исписанные размашистым почерком Андрея. Недовольно выпяченные губы делали его полное лицо обиженным. Наконец он захлопнул рыжую папку, на которой было написано:
«Дело ефрейтора Чайки Зинаиды Яковлевны. Начато… 1944 года. Закончено …года».
— Что это вы мне подсунули, лейтенант? А? — устало спросил комбат Андрея.
Земляченко еле сдерживал охватившее его волнение, когда капитан читал протоколы дознания. От того, утвердит ли командир его выводы, зависела судьба Зины.
— Материалы расследования, товарищ капитан! — пытался спокойно ответить Земляченко.
От слуха Моховцева не скрылись нервные нотки в голосе молодого офицера. Лицо капитана стало настороженным. Он на несколько секунд замолчал, всматриваясь в какое-то слово в тексте, потом так же спокойно, не поднимая головы, сказал:
— Какое же это расследование? Это просьба, написанная неумелым адвокатом.
— Не понимаю вас, товарищ капитан!
— Вот как? Странно! Ну для чего здесь ваши соображения, как и почему американский самолет появился над постом? Какое это имеет отношение к тому, что боец не выполнил своей обязанности, а это в свою очередь привело к позорному чрезвычайному происшествию. А?
— Прямого отношения это, возможно, не имеет, но…
— Что «но»?
— Это же не просто так себе самолет с полной боевой нагрузкой внезапно появился над важным объектом…
— У нас нет оснований считать, что он сбросил бы эти бомбы… Это раз. У зенитчиков положение несколько легче — наш пост сообщил: «Воздух», самолет шел без заявки… Но как мы можем оправдать то, что Чайка приняла его за «фокке-вульф» и так передала на батарею? Они теперь и ссылаются на нас…
У Земляченко уже сложилось свое мнение обо всей этой истории. Он решил, что старшее начальство, чтобы замять инцидент, хочет найти и наказать виновных и сообщить об этом союзникам, а командир части согласился принести в жертву солдата.
Это до глубины души возмутило Андрея. Возможно, рассуждал он, американские и английские генералы только и ждут предлога, чтобы отказаться от своих союзнических обязательств. А когда нужен предлог, то и случайно сбитый самолет пригоден для этой цели. Но ведь никакой даже самой высокой политикой нельзя оправдать несправедливость!..
Ночью, несмотря на страшную усталость, он спал плохо. Снился ему американский генерал в стальной каске, с железным хлыстом в руке. Генерал поторапливал своих солдат, которые, ругаясь, тянули Зину в горящую печь… Зина была без пилотки, без ремня, такой, какой увидел ее Андрей на гауптвахте. Она упиралась из последних сил, и в прозрачных глазах ее стоял ужас.
С бьющимся сердцем Андрей бежал ей на выручку, но ноги не несли его. Он пытался долететь к Зине на крыльях и заслонить ее от огня, но крылья его сгорели…
Утром, когда ночные кошмары исчезли, он решил не отказываться от дальнейшего дознания, а драться за оправдание Зины. Теперь и настал этот момент.
— Вы в авиации не служили, лейтенант? — вдруг спросил Моховцев задумавшегося Земляченко.
— Не приходилось, — удивленно ответил Андрей. Моховцев прекрасно знал, что он служил в пехоте.
— Заметно. Потому что в вашем представлении полет — это передвижение по рельсам или прогулка по главной улице столицы, где на каждом перекрестке указано место перехода. Воздух — пространство, ничем не ограниченное…
— Наши истребители и зенитчики думают иначе, — дерзко сказал Андрей, — и это хорошо почувствовали фашистские летчики…
— …А благодаря Чайке и союзники, — добавил Моховцев. — Я тоже был бы счастлив, если б не произошло это грустное событие. — Он поднял глаза на лейтенанта, и тот, к своему удивлению, увидел в них откровенное сочувствие. «К кому?.. К нему? К ней?» — Земляченко не успел разобраться в этом, как командир батальона продолжил: — Но факты — вещь упрямая. Вот что, юноша, тут не время и не место пререкаться. Возьмите эти бумаги и перепишите их так, чтобы они имели вид официального расследования. К сожалению, ваши соображения ничем не помогут, а только запутают дело. Ясно?.. Зачем и как американец летел, будет выяснять высшее начальство. — Он протянул Земляченко папку. — Не задерживайте, так как материалы пора отправлять в штаб командующего. Идите.
Андрей взял из рук капитана рыжую папку, но с места не двинулся. Он вытянулся, побледнел и не сводил глаз с Моховцева.
— Что еще?
— Товарищ капитан, самолет, идущий над объектом без предварительной заявки, считается врагом?
— Да, — сказал Моховцев.
— В начале войны немцы захватили на аэродромах наши самолеты и использовали их против нас…
— Да.
— Это и вызвало такой приказ?
— Да.
— Значит, зенитчики имели право сбить идущий без заявки «боинг»?
— Да, — сказал Моховцев. — Имели право. Тем более что наш пост объявил «Воздух».
— Ну вот. Значит, и мы имели право считать «боинг» врагом. За что же отдавать под суд Чайку? А если бы он прошел над промыслами и сбросил бомбы?..
Моховцев помолчал. Если бы кто-нибудь из людей, знавших Моховцева, слышал этот разговор, он бы удивился поведению комбата. Капитан не любил повторять дважды своим подчиненным одно и то же. Но сейчас он только вздохнул.
— Вы снова за свое, лейтенант? — устало произнес комбат. — Вы же знаете: вносовцы — это глаза и уши противовоздушной обороны. Глаза должны видеть, уши слышать. Мы всегда имеем больше времени для опознания самолета, чем активные средства. Для вносовцев не всякий идущий без заявки самолет — противник. Иначе зенитчики посбивали бы много наших самолетов, которые, бывает, вынуждены возвращаться с задания неуказанным маршрутом… — терпеливо объяснял Моховцев. — Как вы думаете, лейтенант, для чего мы изучали самолеты союзников? А? Очевидно, не для того, чтобы их сбивать… — Андрей молчал. — А для того, чтобы различать их в воздухе, если они появятся, — продолжал Моховцев, — чтобы не путать друзей с врагами… Распознай Чайка, что это «боинг», — зенитчики открыли бы огонь не на истребление, а заградительный… И «боинг», конечно, отвернул бы… Такое мнение есть, кстати сказать, и в штабе командующего…
