автомата.
— Фазан, — тихо произнес Пименов. — Тебя ведь инструктировали. Развелось их видимо-невидимо. Как в заповеднике. Да и собак еще полно. Диких. Когда окончилась война и восстановили границу, по лесам много собак бегало. Здесь, рядом, Тисса, в нескольких километрах отсюда и Латорица. Как раз на стыке границ и расходятся две реки: Тисса — в Венгрию, Латорица — в Чехословакию. Так вот эти бездомные собаки между двумя границами и застряли, постепенно одичали, размножились — это уже не первое поколение. За дичью охотятся, сусликов ловят, мышей. А неподалеку свалка мясокомбината. Ночами там собаки бродячие между собой грызутся. Засядешь в секрет, а они как начнут на тебя из кустов лаять — беда…
— Беда, — согласился Павел, думая о своем: «Понадобилось же судьбе-злодейке загнать меня на целых два года в этот заповедник с непугаными птицами, нетоптаными травами и одичавшими собаками!..» И неожиданно для самого себя он громко рассмеялся.
Смех среди ночной тишины, в дозоре, так удивил сержанта, да и самого Павла, что оба остановились и посмотрели друг на друга.
— Ты что?! — опомнившись, проворчал Пименов. Он даже хотел было дабавить: «Нашел время и место хохотать!», но, взглянув в освещенное луной, зачарованное лицо Онищенко, почему-то вспомнил свой собственный первый выход на границу, первое свое ночное дежурство и вдруг отметил про себя, что у этого вяловатого солдата симпатичное лицо.
— Ну ладно… В конце концов, это лучше, чем все время тосковать.
Сержант посмотрел на часы со светящимся циферблатом — по местному времени был час ночи, и они двинулись дальше по тропинке, проложенной рядом с контрольной полосой: сержант Пименов — впереди, рядовой Онищенко — за ним.
…В ближайшем селе часы показали четверть второго, а на заставе — два часа.
Было тихо. Было спокойно. Казалось, в такой тишине не может произойти ничего плохого. Но это только казалось…
2
Группа венгерских туристов состояла из семнадцати человек. Пока для них готовили номера, туристы ужинали в ресторане на первом этаже.
В зале, отведенном для иностранных гостей, посетителей было мало. За третьим от входа столиком сидел щеголевато одетый пожилой мужчина с усталым лицом. Он ничего не ел.
За тем же столиком женщина из туристической группы как бы нехотя ковыряла жареную картошку, безо всякого аппетита жевала ее, запивая минеральной водой, и рассматривала зал.
— Как хорошо, что нет этой оглушительной музыки, — сказала она соседу. — И не слишком яркий свет.
Мужчина промолчал.
— Что с вами, Имре? — спросила женщина. — До сих пор болят зубы?
— Невыносимо, — проворчал тот. — Я, пожалуй, пойду к себе. Извините, Тереза, но меня все сейчас раздражает.
Шумно отодвинув кресло, он поднялся и подошел к переводчику. Что-то тихо сказал ему, взял ключ от номера и вышел.
Утром следующего дня ровно в девять туристы должны были по заранее предусмотренному маршруту уехать в Киев.
Девушка негодовала:
— Какое безобразие! Всего-то одиннадцать часов… Неужели ты не мог договориться с этой коридорной? Хоть бы часок еще дала посидеть. Весь вечер испортила. Что за порядки в этих гостиницах!..
Высокий парень в шелковой тенниске, в пиджаке нараспашку и модных полосатых брюках, к которому обращалась девушка, пожал плечами.
— Давай провожу тебя. Где живет твоя подруга? Конечно, обидно, но что поделаешь…
Остановились на мосту через Уж. На реке появились мели, и лишь небольшие озерца воды поблескивали под луной. За мостом в густой темноте спал древний город.
Это было в Ужгороде в ту самую ночь, когда рядовой Павел Онищенко впервые заступил на пост по охране государственной границы.
— Удивительная река, — сказал парень. — Сухо — и курица вброд перейдет, а едва только пройдет в горах дождь — и катятся мутные волны, как на море. К утру, поди, опять разольется. Пока слабый дождик прошел, а в горах сейчас, может быть, ливень…
— «Они были вдвоем, и им хотелось плакать», — проговорила угрюмо девушка.
Парень не сразу понял ее — ведь только что шла речь о неспокойном норове реки.
— Нет, я не уйду! — воскликнула она. — Принципиально не уйду! Я не привыкла, чтобы со мной так обращались. Я им не щенок, которого можно вышвырнуть!
Асфальт был блестящим после дождя, и в нем, как в зеркале, отражались фары поздних машин и фонари.
— У меня утренняя репетиция только в одиннадцать, — сказал парень. — Прекрасно успею выспаться. Давай еще куда-нибудь сходим, если уж так получилось! Мне не хотелось бы в первый же вечер вот так глупо расстаться.
— Нет! — девушка упрямо тряхнула головой. — Я так не уйду. Они должны считаться и с моим достоинством…
— Ну что поделаешь, головой стену не прошибешь. В гостиницах свои порядки — в одиннадцать гости должны уходить.
— Но ведь мы ничего плохого не делали! — чуть не плача твердила девушка. — Знаешь, что я придумала? — сказала она, — Где твое окно? Я сейчас же вернусь в номер.
— Да ты что, Таня?! Не сходи с ума! Я не могу себя компрометировать. Если ты отколешь какой- нибудь номер, я попаду в ужасное положение перед администрацией гостиницы и Москонцертом. Завтра вечером начало гастролей.
— Ах, вот как! Так ты, оказывается, трус! Очень приятно! Вот и познакомились! Ну что ж, если и ты такой же учтивый, как коридорная, я уйду…
— Ты придешь на концерт?
— Не исключено. Хотя нет, я все-таки вернусь в гостиницу. Меня оскорбили, и я должна взять реванш. Где твое окно?
— Окно? Сейчас соображу. На третьем этаже, это ты знаешь, и, кажется, шестое слева… Да, шестое.
Они вернулись к гостинице и зашли за угол, остановившись у не освещенной с улицы стены.
— Пожарная лестница высоко… — сказала Таня. — А что это за труба проходит по стене?
Парень рассмеялся.
— Ну ты и отчаянная! Но если хочешь, попробуй. Будет о чем вспомнить. Тебя подсадить на трубу? Нет? Ну, как знаешь. Я буду ждать в номере. Свет не зажгу. А может, все-таки не стоит, Таня? А? Подумай. Я серьезно.
— Иди и жди. Я не шучу.
Перед тем как свернуть за угол здания, он остановился и еще раз оглянулся. Потом исчез.
«Хорошо, что я в брюках», — подумала девушка.
Постояв минут пять — чтобы парень успел дойти до своего номера, — она подпрыгнула, обхватила руками холодную трубу и взобралась на нее…
В номер туриста постучали. Это был переводчик.
— Разрешите, товарищ Хорват? Я привел вам зубного врача.
И переводчик пропустил вперед полную женщину в белом халате.
