— Так почему вы считаете, что это был венгр?

— Он был в группе венгерских туристов. Да и похож он на венгра.

— Когда это было? Число?

— Двадцать третьего июня.

— И вы на следующий же день взяли отгул?

— Да.

— Так, так, — задумчиво произнес Коваль. — А у вас сохранилась эта записка Карла?

— Я сжег ее.

— Жаль.

— Я понимаю, она была бы сейчас в мою пользу. Если бы я знал. Но я вам чистую правду говорю, как перед богом! Все правда. Я не господь, чтоб за чужие грехи крест нести.

«Ну вот, даже в боги зачислил, — рассеянно подумал Коваль. Бывший монах своими показаниями совершил в голове подполковника такой переворот, что он никак не мог прийти в себя. — А что, если все это и в самом деле правда? А что, если показания эти подтвердятся? Тогда можно считать…»

И Коваля охватила жажда деятельности, при которой возникает острое желание ездить, искать, допрашивать, звонить, сопоставлять, проверять, сводить концы с концами, воссоздавая неразрывную логическую цепь событий и выявляя тайные пружины человеческих поступков.

— Ясно, — сказал он Гострюку. — Больше ничего не хотите добавить?.. — Минуту спустя добавил сам: — Ну хорошо. Пока достаточно. Проверим ваши показания, а потом встретимся снова.

— Как же вы проверите? И зачем я только сжег эту записку! Знаете ли, пугливым стал.

— Ничего, проверим. Подпишите протокол допроса. Прочтите, все ли верно записано с ваших слов.

— Какой же это допрос?! Я же сам, безо всякого допроса, дал показания. Добровольно.

— Это будет учтено, — пообещал Коваль, вспоминая, что никакого письма от Локкера в доме Каталин Иллеш при обыске не обнаружено.

После того как конвоир увел Гострюка, подполковник не мог найти себе места. Он звонил в район, разыскивал Вегера, послал дежурного за Эрнстом Шефером и приказал вызвать из Ужгорода таксиста Дыбу.

К тому времени, когда в кабинете появился капитан Вегер в запыленных сапогах, у подполковника уже был намечен конкретный план оперативных действий:

1. Допросить Эрнста Шефера, который мог бы догадаться, что Каталин навестил его бывший шурин. Выяснить его мнение по поводу такой возможности.

2. Еще раз допросить таксиста Дыбу о ночном пассажире, попросить его составить словесный портрет.

3. Установить место захоронения тержерместера Карла Локкера и произвести эксгумацию его останков.

4. Проверить, какие иностранные туристские группы проезжали через Закарпатье с двадцатого по двадцать пятое июня, а также пятнадцатого — шестнадцатого июля.

5. Произвести дополнительный обыск в доме Иллеш (цель — письмо от Карла Локкера).

Своим появлением капитан Вегер прервал составление плана, и они приступили к практическому осуществлению неотложных мер.

5

Уже через полчаса после того, как Коваль допросил бывшего монаха, на ноги был поставлен весь уголовный розыск, судебная экспертиза и в помощь врачу Мигашу был вызван судмедэксперт из Ужгорода.

Капитан Вегер и майор Бублейников устанавливали место погребения Карла Локкера, разыскивали людей, близко знавших начальника жандармского участка, врачей, которые могли запомнить его особые приметы, в частности повреждения костей.

Пока капитан и майор выполняли задания Коваля, сам Дмитрий Иванович, что называется, с пристрастием допрашивал Эрнста Шефера, Тибора Коповски и опять-таки «брата Симеона». На этот раз интересовался только Карлом Локкером.

С Эрнстом Шефером состоялся длинный разговор, в результате которого подозрение, что он — возможный убийца сестры, отпало. Почувствовав опасность, мясник откровенно рассказал о семейной неурядице: оказалось, что он собирался оставить жену и уйти к другой женщине, но гибель Катарин так ошеломила его, что они с Агнессой забыли о раздорах. Женщина, у которой с пятнадцатого на шестнадцатое июля ночевал Шефер, подтвердила его алиби, и вокруг этой троицы все успокоилось, как успокаивается стоячая вода вскоре после того, как в нее бросили камень.

Теперь Эрнст Шефер охотно отвечал на все вопросы Коваля и даже заговорил по-украински, хотя отдельных слов не знал и заменял их то венгерскими, то немецкими.

— У моего бывшего шурина было два перелома костей, — вспоминал он. — В молодости, в драке, кто-то сломал ему переносицу. А в конце сорок второго или в начале сорок третьего года зимой пьяный сержант из дивизии СС, поссорившись с ним в баре, запустил в него стулом и сломал ребро. Я сидел рядом — фольксдойчи имели право посещать те бары, где бывали и «чистые» немцы. Тем более вместе с тержерместером Локкером. И тогда я понял, что полноправные хозяева здесь гитлеровские солдаты, а не свято-стефанское государство. Этот сержант, заметьте — не средний офицер, а простой сержант из обоза — сказал Карлу, чтобы тот поехал на винный склад, открыл его и налил несколько цистерн лучшего вина для солдат дивизии. Карл ответил, что не может этого сделать — нужно разрешение. Тогда сержант вскочил и ударил его стулом. Карл упал. А сержант схватил пистолет, он был совсем пьян, и заорал: «Жалеешь вина для немецкой армии?! Я убью тебя, мадьярская свинья!» Карл тоже что-то крикнул в ответ, но я не слышал что — все вскочили с мест, женщины завизжали, и сержант спрятал пистолет. Через несколько секунд он исчез из бара. Не знаю точно, но ходили слухи, что Карл был тайным агентом гестапо.

— Кто еще, кроме вас, знает об этих переломах костей? — перебил воспоминания Шефера подполковник. — Особенно о случае в баре?

— Тогда все знали. И были довольны. Лично я тоже радовался, что этого пса проучили в его же стае.

— Ну, кто — «все»? Конкретно. Есть сейчас в городе люди, которые могли бы подтвердить ваши слова?

— Есть, наверно. Хотя многие уехали. Да и событий в те годы хватало. И более важных. Ну, спросите моего соседа Коповски.

— А кто его лечил? Какой врач? Он жив?

— Был здесь хирург. Работал при соляном управлении и в суде. Может, и жив. Хотя ему и тогда было за пятьдесят. Не знаю. Я давно его не видел.

— Фамилия?

— Фамилии не помню.

На этом разговор мог бы и закончиться, поскольку Коваль весь был поглощен дальнейшими розысками людей, знавших Карла Локкера, людей, которые могли бы идентифицировать его останки, но старый мясник все еще топтался у порога и не уходил.

— Так вы думаете, что это мог сделать Карл? — вдруг спросил он подполковника. — Что он жив?

Эрнст Шефер с непонятной Ковалю тревогой ждал ответа.

Что мог сказать подполковник? Только то, что розыски и следствие продолжаются, и как только закончатся, он, Эрнст Шефер, узнает результаты.

— А если жив, то может прятаться где-то близко? — все с той же тревогой в голосе продолжал Шефер. — И кто знает, что ему взбредет в голову. Бешеный пес без разбору кусает.

— Вы сегодня сказали, что Каталин сама похоронила мужа, — заметил подполковник. — Как же он может оказаться живым? Из мертвых не воскресают… Или у вас на этот счет есть другие соображения?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату