— Не мой замок, — наконец тяжело выдохнула она. — Нет. И без того вижу.
— А чей?
— Не знаю.
— Как же это получается: ключ ваш, а замок чужой?
— Я замок купила на базаре. Наверно, мастер сделал еще кому-то такой.
— А если я вам скажу, где мы его взяли?
Ганка подняла глаза — белые, прозрачные, пустые.
— На дверях хаты покойного Лагуты.
Ничего другого Кульбачка и не ожидала, потому и ни один мускул на ее лице не дрогнул.
— Значит, и Лагута у того же мастера в Черкассах купил, — сказала она.
У капитана Бреуса не было фактов, которые он мог бы противопоставить словам продавщицы. Его предположения, так же как и довод Кульбачки, на весах истины имели одинаковый вес: ни одного прямого доказательства! Но поскольку правосудие требует, чтобы не подозреваемый защищал свою невиновность, а обвинитель доказал преступление, сейчас поединок выигрывала смекалистая Ганна.
— Ну что ж, гражданка Кульбачка, — вздохнул Коваль. — У нас нет оснований не верить вашему объяснению. Больше ничего не хотите сказать?
Она отрицательно покачала головой.
После того как конвоир вывел ее, Коваль заметил начальнику уголовного розыска:
— Не следует, Юрий Иванович, увлекаться непроверенными гипотезами. Их может быть сотни, но только обоснованная становится нашим оружием. Иначе оружие, как видите, оказывается не в наших руках…
Майор Литвин с удовлетворением слушал Коваля…
V
Микола Гоглюватый был одним из немногих жителей Вербивки, который не ночевал дома с восьмого на девятое июля. Благодаря старательности участкового инспектора, лейтенанта Биляка, который превзошел самого себя, добывая нужные Ковалю данные, благодаря его дружеским отношениям с жителями деревни удалось обнаружить трех человек, не ночевавших в ту ночь дома. Двоих из них — пожилую колхозницу, которая с вечера поехала со свежими овощами на рынок в Белую Церковь, и парня, загулявшего с девушкой, — допросил Коваль. С третьим разговаривал капитан Бреус.
Перед начальником уголовного розыска, осторожно подобрав ноги, сидел, казалось, на самом краешке стула смуглый худощавый мужчина лет тридцати с беспокойными и одновременно наглыми зеленоватыми глазами.
Он заметно нервничал, не зная, зачем его вызвали в милицию. Ерзая на стуле, Гоглюватый словно готовился по первому же знаку капитана сорваться с места и бежать из кабинета.
Бреус хорошо знал этого шофера райпотребсоюза и, опытным глазом определив его душевное состояние, решил, что Гоглюватый вполне «созрел» для откровенной беседы.
— Итак, Микола Павлович, — начал капитан, — расскажите подробно, где вы ночевали с восьмого на девятое июля…
— Почему на девятое? Я всегда дома ночую, и седьмого, и восьмого, и девятого ночевал. Ну, не обязательно в хате, можно и на сеновале, еще холостякую… — попробовал пошутить он. — Бывает, так наишачишься, что к вечеру ни согнуться, ни разогнуться, где стою — там и упаду. Ночь теплая, земля мягкая.
Отчаянная попытка Гоглюватого заговорить Бреуса успеха не имела.
— Припомните точнее. Я вас спрашиваю о прошедшей неделе. Вы тогда несколько дней на ремонте стояли.
— Да, да, стоял. Кольца на поршнях менял.
— Ну, так где вы были в ту ночь, на девятое июля?
Гоглюватый замолчал и тяжело сморщил лоб.
— В ночь, когда были убиты ваши односельчане Чепикова и Лагута, — уточнил Бреус.
Микола поднял на капитана растерянный взгляд. Теперь он по-настоящему испугался. Неужели его в чем-то подозревают? Известно ведь, кто убил, — Чепиков. Зачем же его, Миколу Гоглюватого, допрашивать.
— Не помню, — притихшим голосом сказал он. — Признаться, под вечер выпил… потом добавил, согрелся и заснул. А где, хоть убей, не помню. На лугу, наверно.
— Может, на берегу Роси? Около усадьбы Лагуты или Чепиковых?
— Там-то уж точно, что нет! У воды не очень заснешь.
— Но вы же сами говорите, что хорошо согрелись! А с кем выпивали?
— Ни с кем.
— То-то и оно.
— Не было компании. Друга моего Андрея жена не пустила, тогда я сам выпил, погулял, потом еще принял и заснул.
— Собутыльника не было — и алиби нет. Никто подтвердить ваших слов не может.
Микола Гоглюватый удивленно посмотрел на капитана.
— Если во время убийства вас не было на месте происшествия, значит, у вас есть алиби. Но мы в этом пока не уверены… Выстрелы слышали?
— Это слышал. Думал, ребята балуются. У нас тут еще не все патроны из земли выбрали. Сами знаете. Я на другом конце Вербивки был, когда стреляли. Да, — оживился Микола. — Возле черкасской дороги. У меня даже свидетель есть! — почти выкрикнул он, что-то вспомнив.
— Свидетель? Это хорошо. Кто же такой?
— А Ганка, продавщица, — радостно сообщил Гоглюватый.
Дверь кабинета открылась, и вошел подполковник Коваль.
Капитан вскочил, но Коваль жестом попросил его сесть.
Микола снова насторожился. Появление незнакомого подполковника словно бы разрушало понимание, которое, как думал Гоглюватый, начало возникать в разговоре с начальником уголовного розыска.
— Продолжайте, — сказал Коваль.
— Значит, у вас есть свидетель — Ганна Кульбачка, — обратился к шоферу Бреус.
— Да.
Гоглюватый заметил, как при этом капитан бросил выразительный взгляд в сторону подполковника.
— Но каким образом она оказалась вашим свидетелем ночью?
— Дело вот как было, — торопливо начал Микола. — Значит, распили мы с Андреем на «дубках» бутылочку яблочного, захотелось чего-нибудь покрепче, а тут как с неба свалилась его Палашка. Да вы ее знаете, товарищ капитан. Не баба, тигра настоящая! Значит, повела она его домой, да еще с Ганкой поругалась. Кричала: «Чтоб под тебя и твою водку кто-нибудь бомбу подложил!» Мне что — пошел искать компанию, а уже стемнело, никого не встретил. Я снова — к Ганке. Она всегда выпить даст. Есть деньги — за деньги, нет — в тетрадку запишет. А тут ее где-то черти носили. Дождался все же, отоварился и ушел. Мне тогда пить можно было — на ремонте стоял, вы же знаете! А за рулем я ни за какие деньги. Ганку десятой дорогой объеду. За это не беспокойтесь…
— О выстрелах расскажите, — напомнил капитан.
— Да, да, — спохватился Микола, — именно тогда я и услышал выстрелы от речки. Это в другом месте, около Роси. Эхо по реке далеко пошло… Ганка и есть мой свидетель, где я был, когда стреляли. Я ее на «дубках» около ларька ожидал!..
Вдруг понял, что проговорился. Вспомнив, как Ганка просила не рассказывать о встрече с ней, опять заерзал на стуле.
