— Некоторые считают, что с развитием криминалистической техники роль интуиции уменьшится. Но я не согласен. Техника никогда не заменит полностью человека. Потому что не только наука и техника развиваются. Меняется и сам человек, он становится интеллектуальнее. Исчезает атавистическая острота предчувствий, но чувства, развиваясь, становятся тоньше и осмысленнее, так как это развитие основывается на более высоком и более богатом интеллекте и знании…
Рассуждения Коваля показались майору очень сложными и не к месту. Но вслух этого не высказал.
— Проведем опознание Чепиковым своего оружия, а потом пошлем парабеллум на исследование. Интуиция вещь хорошая, но ее, к сожалению, к документам не подошьешь, — сказал Литвин, ни к кому не обращаясь, — а вот экспертиза на все даст ответ…
VIII
— Ну вот, — удовлетворенно произнес Литвин, вынимая из большого конверта только что полученные фотографии следов на парабеллуме и заполненные бланки экспертизы, — наконец имеем прямое доказательство, завершающее нашу работу. — Он разложил снимки на столе в несколько рядов, как раскладывают карточный пасьянс, всем своим видом приглашая Коваля и капитана Бреуса начать последнее оперативное совещание. — Прямо гора с плеч. Я, как видите, не ошибся в отношении Чепикова.
Все трое, склонившись, рассматривали увеличенные фотографии парабеллума и отпечатки пальцев на нем.
— Пистолет почти весь в засохшей крови Лагуты, как свидетельствует экспертиза, и следы пальцев Чепикова отчетливо видны… — продолжал Литвин. — Нам повезло, что не пошли дожди.
— Да, — вздохнув, согласился капитан Бреус. Сегодня у него уже не было того торжествующего вида, как тогда, когда он привез парабеллум. Доказательства свидетельствовали против Чепикова, и ему почему- то это было неприятно.
— Интересно, каким образом на пистолете оказалась кровь Лагуты? — осторожно заметил Коваль.
— Чепиков испачкался в его крови. Очевидно, не только выстрелил, но еще и набросился, — допустил майор.
— Кровь Лагуты попала на пистолет уже после выстрела. О чем это говорит? — Коваль помолчал, давая возможность собеседникам самим сделать вывод.
В глазах Бреуса зажглись удивленные огоньки.
— Нельзя утверждать, — продолжал свою мысль Коваль, — что Чепиков сперва выстрелил, а потом испачкался в крови. В таком случае эта кровь смазала бы отпечатки его пальцев. Наличие четкого рисунка на металле и дереве окровавленной рукоятки свидетельствует, что пистолет очутился в руках Чепикова уже после того, как пролилась кровь Лагуты. То есть после убийства.
— Он мог держать его и до и после, — не отступал майор.
— Вполне возможно, тем более что раньше он сотни раз брал в руки этот парабеллум.
Начальник милиции старался понять, к чему клонит Коваль.
— Я хочу сказать, что эти отпечатки еще нам ничего не доказывают: есть они или не было бы их — все равно. Для нас важны и доказательны только те, которые образовались до, точнее — во время выстрела…
Литвин подумал, что в словах подполковника есть смысл.
— Поинтересуемся другими следами, — Дмитрий Иванович взял со стола два снимка. — Правда, они еле заметные, поэтому эксперты сфотографировали пистолет при боковом освещении, делающим снимок более рельефным… Всех, кто держал в руках этот парабеллум, теперь трудно установить, поскольку рукоятка, как и некоторые другие части, испачкана кровью. Но вот на затворе и на стволе остались чуть различимые следы. Как определяет экспертиза, пистолет за ствол держала Мария.
— Могла схватиться за него, когда Чепиков целился, — согласился майор.
— Но вполне допустимо, согласно экспертизе, Сидор Тихонович, что при выстреле Мария могла держаться и за рукоятку, — возразил Коваль.
— То есть как?! Она же не стреляла!
— А вот на затворе, — невозмутимо продолжал подполковник, показывая фотоснимок и словно бы не слыша реплики Литвина, — тоже обнаружены отпечатки ее пальцев и… Петра Лагуты… Выходит, что парабеллум держали в руках все трое! В таком случае… пока невозможно определить, кто же из троих нажимал на спусковой крючок. И данные экспертизы не только не обвиняют конкретно Чепикова, а, наоборот, могут трактоваться как доказательство его невиновности… Но… кто же все-таки нажал на спуск?.. Если брать все в совокупности, то, на мой взгляд, вырисовывается следующая картина: есть, по крайней мере, три варианта или три версии событий. — Он взял из своей папки блокнот, в котором были вычерчены его последние графики.
Капитан Бреус слушал как завороженный. Только Литвин хмурился, опасаясь, что подполковник снова заведет дознание в тупик.
— Отбросим на минуту первую, уже принятую нами версию: стрелял Чепиков, стрелял в обоих, потому что, повторяю, следы, оставленные на окровавленной рукоятке пистолета, не являются еще доказательством инкриминированного ему деяния. Мы знаем, что и до убийства на пистолете были отпечатки его пальцев. Так что следы пальцев Чепикова, обнаруженные сейчас, после использования парабеллума как орудия преступления, еще ничего не доказывают… Порассуждаем иначе. А нельзя ли допустить, что пистолет Чепикова каким-то образом очутился у Лагуты? Вполне. Но допустим, что Лагута убил Марию, а потом его самого застрелил Чепиков, который после первого выстрела выскочил во двор. Очень условно. Ибо, держа в руках пистолет, Лагута мог бы сразу застрелить и Чепикова. Однако этого, как видим, не произошло. Будем помнить: обе жертвы убиты из одного и того же пистолета. Предположим другое… Пистолет нашла Мария и по той или иной причине, под влиянием тех или иных обстоятельств застрелила Лагуту. Тогда кто же ее убил? Как видим, отпечатки пальцев на парабеллуме дают возможность строить не только три, а множество версий. Буду основываться на данных, позволяющих сделать однозначный вывод… Обратим внимание, — продолжал Коваль, — на характер ран у обоих погибших. На минуту допустим, что участников событий было двое, только двое!
При этих словах Литвин разочарованно уставился на подполковника:
— Что же они, Дмитрий Иванович, друг друга постреляли? Как на дуэли?
Капитан Бреус внутренне улыбнулся — он понимал, как нелегко сейчас майору сдерживаться.
— Дуэль? Хорошо. На минутку допустим и это, — согласился Коваль. — Итак, раны. Медэкспертиза засвидетельствовала, что пуля попала в сердце Марии и смерть наступила мгновенно. Скажите, могла ли она, если первый выстрел был направлен в нее, в свою очередь стрелять в Лагуту? Мгновенно умершая женщина… — Коваль взял папиросу и нарочно долго прикуривал, посматривая в окно, за которым опускалось красневшее солнце. Он словно давал возможность собеседникам освоиться с его мыслью и подготовить возражения.
— Ясно, не могла! — вырвалось у Бреуса.
— Правильно, — согласился Коваль. — А вот Лагута, которому пуля пробила легкое, некоторое время после выстрела еще жил — экспертиза это допускает. И мог вполне потом выстрелить. Такой вывод подкрепляет и кровавый след на земле. Кровь Марии натекла большим пятном возле трупа — так бывает, когда сраженный пулей человек падает на месте. А кровь, разбрызганная по двору, — это кровь Лагуты. Значит, смерть наступила не сразу, он еще двигался и сделал свой выстрел — в Марию. Право на этот вывод мне дает и такое соображение: первый неточный выстрел — это выстрел слабой женщины, никогда не державшей в руках оружие, а второй — в сердце — это выстрел сильного человека, который не промахнулся, даже агонизируя…
Коваль стоял у окна и смотрел, как солнце разрисовало потухающий небосвод багряными и красно- золотыми полосами. «Быть завтра ветру», — подумал он.
— Мои предположения, — продолжал подполковник, — вызывают много новых вопросов. Но на
