бессонница.
— Сегодня снова куда-нибудь полезем, миледи? — рассмеялась Муза.
— Да, и я прошу за это прощения.
— Мы только рады, миледи.
— Полагаю, вы говорите так, чтобы мне стало легче.
— Нет, в самом деле, миледи. Командующий тоже бродит по ночам, но он не соглашается на охранника, даже когда ему приказывает король. Пока мы с вами, у нас есть повод приглядывать и за ним.
— Понятно, — сказала Файер чуть насмешливо. — Только пусть людей будет поменьше, — добавила она, но Муза не стала слушать и разбудила столько же воинов, сколько прошлой ночью.
— Нам так приказано, — объяснила она, пока те сонно поднимались и брали оружие.
— Но если командующий не следует приказам короля, почему вы должны следовать его приказам?
От этого вопроса брови взлетели вверх не у одной только Музы.
— Миледи, — проговорила та, — каждый в этом войске спрыгнет вслед за командующим со скалы, если он попросит.
В груди Файер заплескалось раздражение.
— Сколько вам лет, Муза?
— Тридцать один.
— Должно быть, командующий кажется вам мальчишкой.
— А вы — младенцем, миледи, — сухой ответ Музы заставил Файер невольно улыбнуться. — Мы готовы. Ведите.
Она направилась к той же груде валунов, на которую уже забиралась сегодня, чтобы оказаться ближе к небу, потому что чувствовала: так ее охранники смогут быть поближе к тому, кто не позволяет себя охранять. Он скрывался где-то в этих камнях, но холм был достаточно широк, чтобы можно было разминуться.
Файер нашла высокий, плоский камень и уселась на него, а стражники расположились по окружности. Закрыв глаза, она позволила себе утонуть в ночи, надеясь, что это вымотает ее и она сможет уснуть.
Почувствовав, что в их сторону идет Бриган, она не шевельнулась, но открыла глаза, когда стражники отступили подальше. Он стоял, опершись о камень в нескольких шагах поодаль, и смотрел на звезды.
— Миледи, — приветствовал он ее.
— Ваше высочество, — тихо отозвалась она.
Мгновение он просто стоял, гладя вверх, и Файер спросила себя, не кончился ли на этом их разговор.
— Вашего коня зовут Малыш, — сказал он наконец, порядочно изумив ее неожиданным выбором темы.
— Да.
— Мою лошадь зовут Толстушка.
Файер заулыбалась.
— Ту черную кобылу? Она и правда толстая?
— Мне так не кажется, — ответил Бриган, — но что не я дал ей имя.
Файер вспомнила, кто дал имя Малышу. Да и как можно было забыть человека, которого Кансрел мучил из-за нее.
— Малыша так назвал контрабандист, который его продавал, человек по имени Каттер. Очень жестокий. Он считал, что если лошадь не слушается Хлыста, значит, не вышла умом.
— А, Каттер, — сказал Бриган так, будто бы знал его. Впрочем, это не так уж удивительно, наверняка у Кансрела и Накса были одни и те же поставщики. — Ну, я видел, на что способен ваш конь. Очевидно, что с умом у него все в порядке.
Это его доброе отношение к Малышу было ударом ниже пояса. Файер понадобилось мгновение, чтобы проглотить благодарность, неуместно восторженную, потому что ей было одиноко. Она решила сменить тему.
— Вам не спится?
Отвернувшись от нее, он коротко рассмеялся:
— Иногда всю ночь ворочаюсь.
— Дурные сны?
— До снов даже не доходит. Заботы.
В особенно бессонные ночи ее, бывало, убаюкивал Кансрел. Если бы Бриган ей позволил, когда- нибудь, хоть через миллион лет, она смогла бы заставить его заботы; уйти смогла бы помочь командующему королевскими войсками уснуть. Это было бы достойное, полезное применение силы. Но Файер знала, что предлагать бессмысленно.
— А вы? — спросил Бриган. — Вы, кажется, часто бродите по ночам.
— Мне снятся кошмары.
— О воображаемых ужасах? Или правдивые?
— Правдивые, — ответила она, — всегда. Всю жизнь мне снятся кошмары о том, что произошло на самом деле.
Он помолчал немного, потирая шею ладонью.
— Трудно проснуться, если кошмар — реальность, — сказал он наконец, и хоть ей по-прежнему и не удавалось прочитать его мысли, в голосе и в словах принца она увидела что-то, похожее на сочувствие. — Спокойной ночи, миледи, — добавил он через мгновение и, отвернувшись, стал спускаться к лагерю.
Охрана потихоньку вернулась на свои места вокруг нее. Файер снова подняла лицо к звездам и закрыла глаза.
Примерно через неделю путешествия вместе с Первым войском Файер привыкла к путевой рутине — если, конечно, можно назвать рутиной бесконечную череду тревожных происшествий.
«Осторожно! — подумала она однажды утром так, чтобы это было слышно ее стражам, пока те опрокидывали на землю воина, который бежал к ней, занеся меч для удара. — Там бежит еще один такой же с мечом. О, нет, — добавила она. — Еще я чувствую, как с запада приближается стая волков- чудовищ».
— Будьте добры, миледи, сообщите кому-нибудь из капитанов охотничьих отрядов, — выдохнули Мила, делая противнику подсечку, а потом крикнула паре-тройке стражей, чтобы пошли и дали в нос второму нападающему.
Файер тяжело переносила необходимость постоянно быть в чьем-то обществе. Даже в те ночи, когда сон приходил легко, она продолжала свои ночные прогулки с охраной, потому что это время можно было назвать хоть относительным одиночеством. Чаще всего она встречала по дороге командующего, и они тихо перебрасывались парой слов. С ним было удивительно легко разговаривать.
— Некоторых воинов вы нарочно пропускаете через свою мысленную защиту, миледи, — сказал он ей однажды ночью. — Я прав?
— Некоторые застают меня врасплох, — Файер сидела, прислонившись спиной к камню, и смотрела в небо.
— Допустим, — согласился принц. — Но если воин идет через весь лагерь с ладонью на рукоятке ножа и с широко раскрытым разумом, вы знаете, что он приближается, и чаще всего можете изменить его намерения, развернуть его, если захотите. Если на вас нападает мужчина, значит, вы ему позволили.
Камень, на котором сидела Файер, повторял линии ее тела; пожалуй, она могла бы заснуть прямо там. Закрыв глаза, она подумала, каким образом признаться ему, что он прав.
— Я многих мужчин разворачиваю вот так, как вы описали. А иногда и женщин. Мои охранники о них даже не знают. Это те, кто хочет только посмотрен, или потрогать, или сказать мне что-то, те, кто потерял голову, кто думает, что влюблен, чьи чувства безвредны, — она помолчала, колеблясь. — А с теми, кто
